Правильный, законопослушный гражданин вызвал бы скорую, милицию, да того же Крылова набрал бы. Вот только у меня выдалось неправильное утро, беззаконное.

— Мих, привет, это АБ беспокоит, — сказал в ответ на хриплое: «Хто?» — Так сложилось, что мне необходима твоя помощь.

Миха: щетина с сединой на подбородке (Михе нет и тридцати), легкая сутулость, метр девяносто худобы и апатичный взгляд.

— Не знал, что у нас тут корпоратив.

Я ждал, прислушивался, осматривался, и все равно пропустил приход Смерти.

— Как и я, выходя поболтать с сотрудником, не знал, что дело кончится всем этим, — повернул к Михе голову так, чтобы он смог увидеть мой красивый затылок.

А потом зашелся нервным, совершенно неестественным смехом.

— Корпоратив... — отдышался и снова захохотал.

— Всякое случается в жизни, — безразлично высказал Миха. — И в смерти.

Меня попустило, судорожные смешки прекратились.

— Время — деньги. И сон, — поучительно продолжил Удовеня. — Как здесь закончим, настоятельно рекомендую тебе хорошенько придавить подушку. Сейчас сходи, погуляй. Проветрись. Вон, хотя бы со свидетельницей пообщайся. Или сообщницей?

— Сейчас не понял? — я, честно сказать, растерялся, заозирался по сторонам.

Возмущенно квакнула лягушка.

— Ясно, значит, свидетельница, — с выражением абсолютного пофигизма на лице и в голосе сказал Смерть. — Покажись, дева озера. Мертвая дева мертвого озера.

— Э?

Определенно, совет про хороший сон был весьма кстати, нервишки у меня тем утром пошли в разнос. Совсем контроль за своими эмоциями и реакциями растерял.

За спиной послышался плеск воды.

— Приглашаешь к себе? — глядя мимо меня, спросил Миха. — Мы не утрудимся, подойдем.

И рукой мне махнул, мол, потопали.

За зеленью вполне ожидаемо обнаружился берег озера. И весьма неожиданно — девушка, по плечи погруженная в воду. Плечи тонкие, шея длинная, кожа бледная.

— Русалка? — вслух предположил я.

Что было резонно: купальщица, даже сильно в воде засидевшись, едва ли станет настолько бледной, чуть ли не до прозрачности.

— Мы не посягаем на воду, дева озера, ты не посягаешь на землю, — озвучил коллега. — Нет между нами вражды и претензий.

— Кроме дыма вонючего, ты хочешь сказать? — наклонила головушку дева. — Знаешь, как вонь над водой разносится? Фу!

«Дева» выглядела лет на пятнадцать-шестнадцать и была отчаянно некрасива. Маленькие глазки с опущенными вниз внешними уголками. По низкому лбу словно струйки воды спускались тонкие пряди волос, то ли русых, то ли серых. Нос, непропорционально длинный, нависал над тонкими губами и скошенным подбородком. Довершали картину оттопыренные уши и мелкие кривые зубы, которые дева то и дело показывала, скалясь. Или то была улыбка?..

Если я верно помнил (тут сразу уточню: помнил неверно), в русалочий «штат» зачисляли девушек-самоубийц. С таким-то отражением в зеркале немудрено было камнем на дно добровольно пойти...

— Дым — это... — начал было я.

— Если вздумал оправдываться, заткнись, — негромко велел мне Миха. — Не смей. Примут, как слабость, откроют охоту. Ты разжалобился от ее вида? Несчастная уродинка, все такое. Забудь. Уродинка поди успела столько за свою недолгую натворить, что иному рецидивисту и не снилось. Успела ведь, а, любопытная?

— С такими локаторами самое то любопытничать, — буркнул я себе под нос, но дева услыхала.

— П-ф-ф, — фыркнула русалка. — Нужны вы больно, чтобы вас подслушивать.

— Ты все еще здесь, — пожал плечами коллега. — Что говорит само за себя.

Девица изобразила ртом нечто булькающее и ушла под воду.

— Поди за водорослями покрепче занырнула, — Миха махнул рукой. — Скоро опять объявится. Тянет таких, как она, к смерти.

Спорить с ним я не стал, ему виднее. Спросил про другое.

— Что дева мертвая, понятно и видно. А озеро почему мертвое?

Смерть выпростал руку, указывая на другой берег озера.

— Там кладбище. Шуваловское. Соприкосновение зон влияния, так сказать. Ненавижу лекции. И дело пора делать. Дева как вынырнет, можешь с ней поболтать за всякое. Главное, слабину не давай и в воду к ней не заходи. Утянет — крякнуть не успеешь.

Удовеня развернулся и ушел, оставив меня у воды. Поверхность рябила от ветра и водомерок, а дна даже у берега было не разглядеть от мути. Замутило — от алкоголя ли, или же от сотрясения — и меня. С трудом удержался от вызова живого огня: не прямо же на кромке, на тонкой границе земли и воды? Не от страха себя сдержал, просто незачем провоцировать. Эдакий своеобразный этикет, как я его для себя понимал.