Эта подводная дрянь выпрашивала у меня труп коллеги, как избалованный ребенок у матери конфету.

С треском разошлась ткань — это я оторвал рукав у рубашки. Ту только на выброс теперь, вся в кровяных разводах, особенно со спины.

Брезгливо поморщился и демонстративно отер ботинок рукавом. На обувь тоже попала кровь.

— Ну ему же все равно! — не поняла намека дева, продолжила канючить. — И тебе плевать, ты не за него держишься, а мне досадить пытаешься. Зачем? Просто так. Могу и обижаю, самоутверждаюсь. Знаю я таких, навидалась.

В нытье прорезалась натуральная обида. Похоже, что давнишняя, давно вызревшая.

— Хочешь поговорить об этом? — вздохнул. — Так я выслушаю, приступай.

«Вешай мне лапшу на уши, это лучше, чем тину на ноги», — мысленно отмахнулся я.

Русалкины откровения мне интересны не были. Я ждал отмашки от Михи. Жаждал вытянуть из покойного Вадика, кто довел его до идеи о загородной поездке со мною, причем в один конец для меня. Хотел узнать, что послужило причиной его внезапной гибели, потому как от подпаленных волосин не умирают. На берегу я убивал время.

Поэтому в жалостливую историю о том, как мертвую деву при жизни задирали за нефотогеничную наружность сверстницы, не особо вслушивался. Фон, он и есть фон. Лягушка квакает — фон, ветви на ветру шумят — фон, русалка хнычет — тоже фон.

Другое дело, если бы она мне о порядках не-жизни поведать решила. Но нет, нытье, обиды и жалобы на вселенскую несправедливость относились к тому периоду, когда дева еще дышала. О своем отношении к нытью я уже сказал.

А Миха, как на зло, не торопился.

«Только за смертью посылать», — сам мысленно пошутил, сам не посмеялся. Вышло не смешно.

Внимание к рассказу я даже не пытался изобразить. Зачем? Хватит и того, что спросил. И мыслями был далеко... Ладно, не очень-то и далеко, поблизости я был, там, где оставил у деревца Вадика.

Словом, момент, когда дева перешла от жалоб на разнообразные (и порой безобразные, кое-что ухо выхватывало из монолога) издевки к тому, как поквиталась с обидчицами, я упустил. Прохлопал и то, как девица, вполне живая тогда, сговорилась с некими отморозками о встрече. И как так вышло, что вместе с одной из обидчиц они общей дорогой шли в позднее время — это я тоже прослушал.

Так или иначе, на другой день в школу та, другая девушка, не пришла. Тело пережило встречу с компанией обдолбанных ублюдков, а разум не выдержал.

«Уродинка поди успела столько за свою недолгую натворить, что иному рецидивисту и не снилось»...

Тут я начал вслушиваться.

Вторую обидчицу дева наказала своими руками. И крепкой леской. Встретила в арке после занятий танцами (занималась не убийца, а жертва, поэтому-то и возвращалась домой по темноте) перед двором-колодцем, накинула со спины самодельную удавку и стянула покрепче.

Потом — и это русалку особенно печалило — ей долго не предоставлялось удобного случая для мести. До летнего пригожего денька и приглашения на дачу от еще одной соученицы. У той был день рождения, и позвала она на отмечание весь класс. На выходные, с ночевкой.

— Эта была хуже всех, — сочились ядом и водою губы озерной девы. — Притворялась добренькой. Домашку мне давала списывать. Вступалась, красовалась: гляньте, какая я хорошая, дружелюбная. Кот Леопольд в юбке, тьфу!

С предыдущими трагедиями никто будущую русалку не связал, поэтому, надо полагать, ей чутка сорвало крышечку. От безнаказанности. Добрую соседку по парте дева ясным днем попыталась утопить — в этом самом озере, когда они кучно пошли купаться.

Что-то пошло не так. Ногу уродинки свело судорогой, и очнулась (не уверен, что тут уместно это слово) она уже в новом, неживом статусе.

Соседка по парте из озера выплыла, подняла на поиски пропавшей уродинки взрослых.

— Неделю ходили, тину баламутили, — сморщила нос утопленница. — И дура эта бегала, орала, пока голос не сорвала. А после моду взяла: каждый год в один и тот же день ромашковый венок в воду швыряет. Вот бы утянуть ее, да нельзя.

— Нельзя? — удивился вполне искренне. — Почему?

Русалка глянула на меня искоса.

— Не твое дело, нос не суй, — подбоченилась. — Впрочем, давай так: я скажу, почему нельзя, а ты мне тельце? Заметь, не твое прошу тело, чужое.

— Забудь, — рявкнул я. — Пристала, как пиявка.

— Едь домой, — появление Смерти за спиной вновь прошло для меня незамеченным. — Кина не будет.

По воде пошли круги. Русалка скрылась из виду: то ли с Михой общаться не желала, то ли к своим за силовой поддержкой отправилась. Или любой другой вариант — это же совершенно непредсказуемое существо.