Второй колодец осматриваю молча. Нет там никого. А я решил, что она здесь будет.

Все колодцы заброшенные, без воды.

— Алиса!

Кричу всем телом. И чем-то нематериальным. Чем-то вне формы и плоти.

Откликнись же. Позови меня. Я найду тебя.

Осматриваю вторую поляну, но что там оглядывать.

Возвращаюсь к линии колодцев.

Когда снова слышу звук, блуждаю бесцельно уже куда глаза глядят.

Повторяю ее имя. Как заклинание.

— … это ты?!

Задушеный, испуганный, неуверенный голос — но ей принадлежит.

Я знаю ее голос. Мое тело узнает его и реагирует раньше, чем сигнал обработает ответственный центр мозга.

— Алиса!

Калечная речь даже в крике рубилово протаскивает. Когда-то только так и разговаривал. Как урод. Выучился говорить внятнее.

— Вася, это ты?!

Бросаюсь из стороны в сторону, все путается. Ни в первом, ни во втором колодце ее не видно. Но здесь больше ничего нет! Звук снизу эхом расходится.

— Скажи что-нибудь еще! Алиса!

Она отзывается не сразу.

— Э-это ты, Вася?

Это она точно. Живая.

Все-все-все. Жива!

Не могу на колени упасть, потому что тело будто в пологую ледяную статую всунули. Только фонарь сжимаю крепко в руках.

— Где ты, — задыхаюсь и задыхаюсь, — где ты, не молчи.

— … рожно, не упади. Я в колодце, наверно. Да.

Я подошвами прощупываю каждый клаптик земли вокруг. Звоню Игнату, объясняю куда идти.

— … ты кому-то звонил?

Господи, я слышу ее четко и нормально. Она должна быть совсем рядом.

— … кому т-ты звонил?

Это паника. В ее голосе паника. Ни черта не понимаю, тямка не варит.

— Алиса, опиши где ты, все!

— Мокро под ногами, четыре метра где-то до верха. М, это колодец точно.

Сотни вопросов подавляю. Главное, найти ее.

Я обхожу поляну в третий раз. Но возвращаюсь, как вообще изначально шел. Вправо, минуя пруд, к колодцу.

Вместо того, чтобы прямо заходить на поляну, беру теперь ход совсем вправо, что близко к кромке пруда.

В молочном свете фонаря выхватываю взглядом края другого колодца. И бегу, как олимпийские чемпионы на бегают. Эта десятиметровка у меня десять лет жизни забирает.

— Вася! Стой…

… это она свет фонаря разглядела…

— … это точно ты?

— Алиса, — шепчу, вглядываясь вниз. Флуоресцентная вязь света полосой выделяет ее глаза. Настороженные. Немного напуганные.

— Это я, — неистово стучу по ржавчине кромки, — подожди, подожди, сейчас спущусь.

— Нет! — орет она так жутко, что у меня в натуре сердце пугается. — Тты… осторожно. Будь. А то еще не вылезем… К-кому ты позвонил?

— Игнату, он поможет, всех позовет. Все хорошо будет. Они вытащат нас.

— Нет-нет. Вася! Не надо!

— С тобой все в порядке? Ты же в грязи. Что случилось? Что сейчас с тобой?!

Ударяю кулаками по железу кромки, как бы бесполезно не было.

— Я… Ты там один точно?

Это интерпретировать я уже не в состоянии. Если сейчас же не пощупаю или не потрогаю или хоть что-нибудь с ней не сделаю, то в психушку отъеду.

— Отойди, Алиса! Отойди. Я спрыгну.

Отсутствие протестов радует, но недолго. Цепляюсь за верхнюю выемку по краю и, удерживаясь мгновение за перекладину, спрыгиваю в мокрую грязь.

Но мою маленькую пропажу сразу не разглядишь. Включаю фонарь на телефоне и бросаюсь к ней. Обхватываю лицо со всех сторон.

Что… что… она напугана еще, и не сразу реагирует на меня.

— Ничего не поломано у тебя? Ран нет? Да говори же уже!

— Н-нет, ничего нет.

И словно выждав еще пару мгновений, бросается мне на шею.

Стискиваю ее без фильтра. Алисе нужно дышать. Да. Да. Поэтому немного ослабляю зажим. Ее широко распахнутые глаза смотрят на меня растерянно.

— Что случилось? Я-я, да никто не мог найти тебя. Ты шла сюда?

— Ты… Я часов двадцать тут, я думаю. Пить так хочу. Я не шла сюда. Точнее, не думала, что тут буду. Я возле пруда остановилась.

Хочу набрать Игната по поводу воды, чтобы хоть что-то сделать. Она не двадцать часов здесь, а четырнадцать. Путает, потому что время так медленно тянется. Когда очень ждешь.

Пиздец, она одна тут столько стояла. Пока я звонил там кому-то, ходил.

Целую ее сбивчиво, хочу силы свои передать. И снова… и чтобы снова ее почувствовать.