– Лишние уши, – ответил тот, – лишний язык.

Недолго поразмыслив, все согласились, и компания направилась к месту пешком.

– Сколько человек квартиру снимают? – уточнял Тимофей.

– Двое, вроде.

– Значит, всего пятеро…

– Да насрать, сколько их! – горланил Вадим. – Положим всех! А мы щас, прикинь, Санёк, бамбилу нагрели.

– В натуре?

– Ну, да! – Андропов достал из кармана комок купюр. – И мобила еще у падика схоронена, забрать нужно будет.

_____________________________________________________________________________

Семён развлекал Мышку рассказами о несчастных случаях на стройке, перебирая градации её эмоции шока. И громкая музыка, казалось, была лишь оправданием для того, чтобы кричать ей в лицо. Впрочем, та была не против. Шевчук же метал остроумными тостами, подливая дамам с каждым бокалом все больше виски в колу.

– Вспомнила, где я тебя видела! – воскликнула бойкая Тучка.

Она сидела рядом, грудью вжимая Станислава в спинку дивана каждый раз, когда поворачивалась.

– Ты в ДК выступал на майских.

Стройняшка села с краю, из–за чего Стасу приходилось перекидываться через стол, чтобы донести до нее свое красноречие. Ведь донести он его хотел именно до нее.

– Да, – подтвердил Шевчук, подмигивая брюнетке, – меня часто приглашают.

– На гитаре играешь?

– Я много на чем играю, – улыбнулся он. – Этому миру ужасно не хватает поэзии, не находите?

– И ты, значит, несешь её в массы?

– По мере своих скромных сил, – ответил Стас. – Человеку надобно хлеба и зрелищ. Я вижу вокруг себя сытых людей, но кто насытит их жажду прекрасного? Ведь это тоже потребность. Потребность, которую следует удовлетворять. И лучше делать это со вкусом, культурно и изысканно, а не этой низкопробной попсятиной.

– Ну, ты задвинул! – присвистнул Семён.

– Выпьем за это! – подытожил Шевчук, поднимая бокал.

Но едва глотнув, он ощутил, как по его ноге в известном направлении весьма недвусмысленно скользнула женская рука.

– Может, это, – чуть не поперхнувшись, подскочил Стас, – потанцуем? Что скажите, девчонки?

Тучка и Стройняшка согласились. Шевчук, приобняв, вывел спутниц на танцпол и принялся без грамма стеснения лапать брюнетку в танце, но как только он терял свою бдительность, будто чудом в его руках оказывались внушительные бедра её пышной подруги. «Нужно перекурить», – подумалось ему. Станислав вышел в туалет, ополоснул порозовевшее лицо, закурил, глядя на табличку «не курить», и хотел уже было возвращаться, как в мужскую уборную вошла Тучка. Она втолкнула парня в одну из кабинок и, сев на крышку унитаза, начала расстегивать ему джинсы. Тот от неожиданности потерялся.

– Ты себе не представляешь, – заявила она, – только сегодня брекеты сняла. Страсть как охота отсосать кому–нибудь.

Стас судорожно соображал. С одной стороны, он ничуть не был против стать этим «кем–нибудь», но определенно рассчитывал поучаствовать в чем–то подобном в компании Стройняшки. С другой стороны, отказ в такой ситуации ее, наверняка, обидит, после чего она уйдет сама и прихватит с собой подружек. Положение было патовым, а девушка меж тем справилась с ремнем и принялась за пуговицу.

– Яяя не могу! – Остановил её Шевчук.

Тучка подняла на него недоумевающий взгляд.

– Почему?

– Я… – гей, – залепил вдруг Станислав, сам еще себе не веря.

– Что?

Она поднялась.

– Что–что, – прибавил Стас уверенности в голосе. – Удивлена?

– Есть немного.

– Ну, а ты думала, мы как единороги что ль? Все о нас говорят, но никто нас не видел. – Стас развел руками, зачехлив свое достоинство. – Вот он – я, обычный человек, – курю, пью, танцую. Только не с теми. Так что спасибо за предложение, но я, пожалуй, откажусь. Только это… – Он застыл в дверях на выходе. – Сама понимаешь, давай между нами.

Гордый этим внезапно выдуманным маневром, Шевчук ринулся на танцпол выискивать Стройняшку.

_____________________________________________________________________________

Через некоторое время друзья подошли к девятиэтажному дому в восточном микрорайоне города. Припоминая рассказ обидчиков, Александр зашел в нужный подъезд и, поднявшись на нужный этаж, шепотом заговорил:

– Кажется здесь.

– Стучи.

– И что сказать? – замялся Александр. – Зашкерятся же.

– А если так? – Тимофей безостановочно и настойчиво забарабанил в дверь, громко завопив вдобавок: – Открывай, сосед, горим!

Неспешная поступь в помещении обернулась суетливой возней, щелкнули сувальды, и, как только в темный подъезд прыснула струйка квартирного света, Шаламов, дернул дверь настежь, а Вадим, со всего размаха сунув в грудь открывшему ногой, ворвался внутрь. Следом зашли Тимофей и Александр. Слева – желтые двери санузла и ванной, справа свисающий лист обоев. В квартире нестерпимо несло сигаретным дымом и крепким алкоголем, в комнате, куда Нигматулин зашкибот волочил жильца, хрипел шансоном старый центр. Там Вадим уже избивал второго арендатора. Шаламов, убедившись, что в квартире больше никого нет, закрыл входную дверь и зашел в зал. В узкой комнате стоял раскладной не плохого дизайна диван уже разбитый временем, столик с небрежно разложенной закуской, переполненной пепельницей и покосившаяся тумбочка, с потолка свисала грушевидная шестидесятиватка, освещавшая желтоватым светом этот бардак. Под дверью, выводившей на балкон, валялся свернувшийся личинкой парень, которого, нависнув над ним, охаживал битой Вадим.