— Шшш, — гладит Роман даже лодыжки, на мгновения стискивая кости, имитируя движение веревки, которыми он мог бы ее зафиксировать и лишить возможности сопротивляться, — чем быстрее ты будешь напрочь мокрой, тем быстрее я зайду сюда.

Дразнит одним пальцем он ее изнутри непростительно долго, иногда заходясь ласками вокруг навершия, но не подпуская ее слишком близко к затягивающей воронке наслаждения.

Кира выдерживает терзания, как все та самая послушная отличница, лишь порой дергаясь и поводя ногой в сторону.

Потом он намеренно доводит ее до черты, за которой белой вспышкой под веками может взорваться оргазм, однонотными порывами языка, даже жесткими и наказывающими, и — бросает, отстраняясь.

Она пытается скрыть сокрушенность стенания, но он все слышит, — слава Богу, ему все слышно и он складирует эти звуки во внутреннем сейфе, за десятками бронированных плит, — и даже покусывает ее за белую плоть бедра.

А затем разводит колени еще чуть шире и раскрывает ягодицы и кружит языком вокруг колечка. И показательно удерживает ее за ноги — когда она копошится и протестующе вскрикивает его имя — и игнорирует ее замешательство, старательно вылизывает кругами и линиями, и в нужный момент толкаясь или отстраняясь.

Выгибается Кира еще ниже, под грузом лавины нового удовольствия. И натягивает ткань простыни, хватаясь хоть за что-то, как за спасательный канат. Он не планировал так терзать ее, но остановиться — утоплению подобно. Как под водой кислорода нет и знаешь, что надо плыть и плыть, чего бы это не стоило.

Поэтому он лижет и лижет ее везде, и когда она наконец невольно толкается ему в лицо, с гортанным хрипом и оборванным мычанием, он успокаивает ее:

— Да, милая, да, сейчас.

Доводит до оргазма он ее смазанными рывками пальцев, и не дожидаясь пока Кира выдохнется, засаживает ей наполовину, сам себя удерживая руками на мягких бедрах.

Какая бы мокрая не была, так, блядь, тесно и тонко и страшно.

Обхватывая за горло, Рома тянет ее на себя, и она неизбежно насаживается больше на член. Со свистом выдыхает Карелин ей уже в копну волос, а она пытается развернуться к нему лицом — да, иди сюда, дай мне что-нибудь еще растерзать…

— Это глубоко, — задыхаясь, лепечет она, и он кое-как урывает миг поцелуя в такой позе. Не может натянуть ее ближе, потому что тогда… тогда член дойдет сразу до упора, и Карелину нужна минута — а может быть, вечность — чтобы подготовиться. — Так… глубже, чем вчера.

— Это еще неглубоко. Еще будет… глубоко. Но не сегодня.

Да, будет глубоко, когда можно будет долбиться в нее до упора часами напролет. Может в этой жизни, может в следующей. Ему и так уже повезло.

Движется он в ней ровно и с легким замедлением, насколько это позволяет поза. Ее правая ножка дрожит от напряжения — словно они на неустойчивом плоту посреди океана — и Карелин зарывается носом в укромное местечко у нее за ушком.

И входит глубже, и срывается на беспорядочный ритм.

Она ошеломленно поскуливает, когда Рома кончает в нее и позволяет ему развернуть себя, — будто временно ослепшая, — и дотерзать ее набухшие складочки до еще одной разрядки.

Роман планирует листать планшет по работе, когда Кира устало проваливается в сон, но читаемое в понимаемое транслируется весьма худо.

Она громко сопит, прижимаясь к его локтю щекой.

Протянул бесконечно долго без уродливого напора, думает он, и это еще как раз во время нескольких первых раз — так что есть шанс протянуть еще дольше.

Может, достаточно дольше, чтобы она от него точно не….

Но шанса на самом деле не случается.

И протянуть не получается.

Шанса-то, наверное, и не было.

Как говорил его дед, быть просто против — в этой жизни недостаточно. Солдат застрелился в годовщину смерти жены, и мать всегда недоумевала по этому поводу, вскидывая руки:

— Какой же это поступок, — повторяла она снова и снова, — и где здесь какая-то любовь. Нет здесь такого!

Теперь, двадцать три года спустя, Роман знал, что она просто никогда не догадывалась, что из себя любовь вообще представляет.

На следующий день он решает с пограничниками и смотрящим за южными ПГТ вопрос по рухнувшей логистике из-за новых владельцев терминалов. И на встрече звонит телефон, и на экране имя Киры.

Она ни разу ему не позвонила за все время.

Сейчас 18:11. Значит, они с Тимуром должны ехать с работы.

Без объяснений и промедлений Карелин покидает стол и берет трубку, даже не доходя до двери.

Пульсирующим эхом что-то грохочет, будто в вязкой тряске, и не сразу понятно, что это — у него самого внутри.