Шрифт:
Так, хладнокровно мыслить и не про Карелина.
Приглаживая волосы, она плюхается на кушетку, как мешок с мусором.
Теперь у нее даже нет телефона, и сумку с капота Рэндж Ровера забыла забрать, а значит даже деньги отсутствуют до квартиры сейчас доехать.
Смеется в голос, покачивая головой, и в темноте медицинского кабинета, в полном одиночестве, это — забавное переживание.
Не стоит драматизировать: деньги можно одолжить у Валика или у Гали. В конце концов, попросить кого-то подкинуть ее, хотя просить не хочется.
Где-то в глубинах клиники разносится жуткий по продолжительности треск, ей-Богу, словно крышу одним махом поддели и оторвали. Затем — короткие стуки и грохотание, и источник однозначно где-то в близких к ее двери помещениях.
Теперь к одному глухому удару прибавляются шум и гам.
Кира выбегает из своего укромного местечка и направляется к коридору направо, в надежде вычислить эпицентр событий.
Вычислять не приходится.
Как только она заворачивает в нужный холл, из перпендикулярного отрезка вываливается еле стоящий на ногах Серый, но следующий за ним Карелин тут же подхватывает того за окровавленный ворот майки и отшвыривает в стеклянный стенд.
– - // --
Холл мгновенно наполняется еще большим количеством людей, со всех сторон — кроме той, где тяжело и грузно дышит Брус. Взъерошенные волосы взмокли, вырванный циферблат из часов на запястье свисает на соплях, а глаза… глаза с красными прожилками лопнувших сосудов, но с ледяным блеском.
Кира пытается в них заглянуть, передвигаясь к противоположной стене, но если внутри такого взгляда очутиться — только если осторожно идти, как по льду скользить, лишь лезвием ножа удерживаться и цепляться.
— Я сказал тебе, ни на секунду не оставлять, я сказал? — его звучный, грудинный голос проходится кнутом по швам здания, словно вспарывая то, на чем держится каждый уголок и край.
Кира никогда не слышала, чтобы кто-то так кричал и, наверное, поэтому кажется, что она оглохла на несколько мгновений.
Он дергает безвольного Серого на себя и прикладывает того плечом к стене, одновременно тараня уже избитое лицо кулаком. Серый даже пальцем не шевелит для того, чтобы отбиваться. Только молча склоняет голову и будто бы старается не дышать.
— Что из этого было непонятным, я спрашиваю? — хватает Карелин подчиненного еще раз.
Его оскал словно запускает клыки в сердце самой Киры — она с места сдвинуться не может, прибитая этими клыками к полу. Ибо четыре камеры перегоняющего кровь органа ощущаются раздувшимися достаточно, чтобы и до пола достать.
Все наблюдающие молчат и не вмешиваются, только плачущая Галина кудряшками выглядывает из дальнего отрезка и ее успокаивает Валик, внимательно наблюдающий за боссом и подельником.
Ну как все.
Почти все.
Когда Карелин заново прикладывает Серого уже к другому стеллажу, Кира взрывается:
— Рома! Отпусти… его. Хватит! Хватит!
Брус тянет упавшего за майку наверх, и прислоняет к стене, все еще удерживая бандита.
— Все было понятным? — коверкает слова глава мафии, от ярости и гнева не проговаривая окончания.
Неаккуратными взмахами рук Кира просовывается между спинами двух незнакомцев впереди, направляясь к Карелину, но на горизонте появляется Валик.
— Спокойно, — пытается отвести он подальше девушку.
— Рома! — продолжает кричать Кира. — Что ты делаешь!
— Ты отстранен на месяц, — еще раз потряхивает Брус избитого, и тот кивает и кивает и кивает. — К Лешею за остальным.
— Я понял, — старается отвечать четко Серый. — Принято.
Карелин разворачивается — словно многотонный груз, утягивающий за собой и каждый покусившийся на него кран — и направляется к ним с Валиком.
Карелин, что на саму Киру еще ни разу не взглянул.
Смахивая циферблат на пол, он застегивает манжет другого рукава.
— Ты что ли рехнулся, — от возмущения Кира багровеет на глазах и темные волосы взметаются, когда она толкает Романа в грудь. — Что ты делаешь!
В этот раз руку Валика она отталкивает, и во все обеляющей вспышке гнева, рвущегося наружу искрами слов, обрушивается кулаком на плечо мафиози еще раз.
— За что ты побил его! За что!
— Спокойно, Кира, — уговаривает Валик, снова пытающийся оттянуть девушку, — он в своем праве, Серый не должен был теб…