«Беззаботная молодежь, — подумала я. — Только позавидовать можно. Нет проблем. Хочу сплю, хочу бодрствую. А здесь…»

Столь содержательные размышления были сразу же прерваны, когда мой взгляд остановился на окне. По перрону мимо нашего вагона шла Людмила-парикмахерша. На сей раз она была уже одна. Путь свой она держала в хвост поезда.

«Наверное, что-то забыли купить», — решила я, взбираясь на свою полку.

Среди многочисленной толпы людей на перроне я снова увидела женщину. Она не спеша прошла до следующего вагона (это был спецвагон номер двадцать три), остановилась около него. Толпившиеся здесь торговки наперебой стали предлагать ей свой товар. Она мило улыбалась им, однако не проявляла интереса к тому, что ей советовали купить те. Взгляд ее при этом был устремлен вверх, на уровень окна последнего вагона.

«Интересно, что это она там высматривает? — задала себе вопрос я. — Или кого?»

В следующую минуту репродуктор возвестил пассажирам об отбытии поезда со станции. Люди заспешили на свои места, быстро расплачиваясь за сделанные покупки. Торговцы стали складывать свои товары назад в тележки, санки. Перрон заметно опустел. Но парикмахерша продолжала стоять на своем месте. Когда машинист поезда очередной раз возвестил об отбытии, женщина, оставшаяся практически одна на перроне, устремив взгляд в сторону вагона номер двадцать три, утвердительно кивнула кому-то и показала четыре пальца. Затем быстро развернулась и поспешила к своему вагону.

«Вот это уже интересно! — подумала я. — Что бы это могло значить? Кому предназначались сигналы? Что парикмахерша имела в виду? А особа-то она не простая. Что-то скрывает. Что за секреты у нее? Знает ли об этом ее подруга Оксана? Действительно ли эти дамочки едут на отдых?»

Снова вопросы завертелись в моей голове. И снова мне предстояло на них ответить. Но, как я ни пыталась, эти самые ответы на ум не шли. Предположений, версий у меня было несметное количество, но какая из них верна — я не могла определить. Единственное, что я знала наверняка, так это то, что преследуемые мною женщины явно едут не на отдых. Их странное поведение, вернее, поведение парикмахерши, секретные сигналы «пассажирам» вагона номер двадцать три, и вообще, о каком отдыхе можно говорить, едва похоронив трагически погибшего мужа, тем более что и не сезон сейчас.

«Все же что-то они скрывают, — сделала я заключение. — Вернее, скрывает Люда-парикмахерша. Но что?» — снова возник вопрос.

К сожалению, ответить на все вопросы сейчас, сидя или лежа на полке поезда, я не могла. Оставалось лишь дождаться конца путешествия, чтобы уже вплотную заняться этими двумя дамочками, чтобы разгадать их загадку.

«Единственное, что я могу и должна сделать сейчас, — решила я после длительных и мучительных поисков ответов на тысячи „почему?“, — так это по возможности проследить за женщинами и, не дай бог, не упустить их из виду до того, как поезд прибудет в Новороссийск. Ведь они могут сойти и раньше».

Такое предположение и исход дела меня меньше всего радовали. Тем более что днем я еще как-то могу проследить за этим, а вот ночью….

Остаток дня я, будто бы непринужденно беседуя с соседями по купе, следила за подругами, вернее, пыталась за ними проследить. Но дамочки в течение дня ни разу не покинули своего вагона, и сойти раньше, не добравшись до Новороссийска, они не могли. В этом я была уверена если не на сто, то на девяносто процентов точно.

Мои соседи оказались очень интересными людьми. Всех их, таких разных по возрасту, характеру и внешним данным, объединяло одно — они отслужили срок в горячей точке и теперь возвращались домой, в Анапу.

Молодые ребята, Виктор и Юрий, закончили срочную службу, а Соловей — бывший кадровый военный, контрактную.

О своей службе и двух последних годах они явно рассказывать не хотели, все время отшучиваясь, переходя на анекдоты, зато всем другим делились весьма охотно. Особенно интересным рассказчиком оказался Соловей. Этот мужчина имел богатый жизненный опыт, прошел, что называется, огонь и воду и теперь легко и непринужденно рассказывал своим слушателям занятные истории из жизни. Даже мало веселые жизненные ситуации он излагал с большим чувством юмора, и без трагизма, скорее наоборот, представляя их в комическом виде, отчего я, слушая его рассказы, смеялась, словно девчонка.

Один рассказ сменял другой, затем третий, четвертый и так далее. И, слушая его, я порой забывала о цели своей поездки. Я поймала себя на мысли, что за сегодняшний день насмеялась столько, сколько не смеялась за последний год-два.

«Все как-то повода не было, — решила я себя успокоить. — А рассказчик он действительной отменный. С таким не соскучишься, и время бежит быстро. И рассказывает легко обо всем, смеясь над нелепостью, неудачей, горем, видимо, потому что ему, по большому счету, уже ничто не страшно и не больно. Да, пройти войну, убивать себе подобных и каждую минуту знать, что и ты можешь быть убит, это вам не шутки, как говорила одна киношная героиня. Это жизнь, и прожить ее нужно так, чтобы не было потом мучительно больно».

Виктор и Юрий больше слушали старшего товарища, и лишь иногда Виктор умело вставлял в разговор анекдот по теме. Юрий же почти все время молчал.

Каждый раз, когда поезд останавливался на очередной станции, я на несколько минут отвлекалась от разговора с мужчинами и слушала Соловья невнимательно. Здесь все мое внимание было привлечено к окну, и я пыталась проследить за беглянками, окрестив так для себя Оксану и ее подругу. Но женщины вагона не покидали и больше не выходили на перрон. Зато мне «посчастливилось» увидеть, как в двадцать третий вагон подсадили еще одного пассажира из милицейского «уазика».