Шрифт:
– Твоих детишек вроде бы отец Афанасий крестил?
– Он. Только если ты исповедовать меня пришел, то не по адресу обратился, – отрезал Колода. – Не наша братва попа замочила!
– А дети здоровые растут?
– Нормально растут. А что тебе мои дети? – нахмурился Колода.
– А то, что твои растут, а у святого человека Афанасия, который зла никому не сделал, наследник еще не родился, а уже осиротел.
– Ты опять на нас катишь? Я же сказал уже – не наши, – сжал зубы Колода.
– Между нами, Паша, по жизни счеты есть, и я не забыл об этом, когда шел сюда. Но пришел я по другому делу…
– Так говори – по какому.
– У нас, Паша, случилось злодейство. Злодейство, которое ни простить, ни спустить нельзя… А все к тому идет…
– А я-то тут при чем? Я в ментах не служу. Ваши законы не защищаю, – криво усмехнулся Колода.
– А я служу. Всю жизнь. Поэтому слушай меня внимательно. Вчера под вечер иду я из бани и вижу: во дворе «супермаркета» в джипе тамбовские «быки» Мокей и Мерин о чем-то базарят с Ломакиным… Знаешь такого?
– Знаю, конечно. А насчет тамбовских – точно? – насупился Колода. – Не путаешь, случаем?
– Проверил. Этот джип принадлежит Мокею. Номер: Тамбов, 634 РУС. И на обочине тоже…
– Какой обочине? – не понял Колода.
– На обочине, у которой батюшку нашли, в мерзлой моче отпечатался шипованный протектор этого джипа…
Колода смотрел на него своим беспросветным взглядом.
– Ну, что скажешь, Паша? Или помолчишь в сторонке?
– А скажу я вот что, – не торопясь сказал Колода. – С тамбовскими мы это дело перетрем. И если они на нашей земле попов валят почем зря, ответят. А вот с Ломакиным этим – извини. Тут не наше дело, не нам с ним и разбираться.
– А кому же? – как-то зря, просто от безнадежности, неожиданно даже для себя самого, выпалил Зарубин.
– А ты сам подумай, – хмыкнул Колода. – Помнишь, ты мне на допросах все советовал: «Подумай, Паша!» Вот теперь твое время пришло – подумать. Ты же всю жизнь в ментах, все ходы знаешь… Или не все? Вон… прокуратура для этого есть…
«А ведь прав Колода, прав», – устало думал Зарубин по дороге домой. Не его, Паши Колоды, это уровень. Но прокуратуре этот фрукт тоже не по зубам – уж больно круто он с областной властью завязан. И никто не знает, для себя Ломакин землю из-под воскресной школы выдирает с кровью или для кого-то, кому законы по нынешним временам и вовсе не писаны.
Тоскливо и погано было на душе у старого милиционера. Много он повидал на своем веку, и смертей немало, но эта последняя будто что-то надломила в нем. И тот выбор, который ему предстояло сделать, пугал его своей неизбежностью и неотвратимостью.
На следующий день по трассе в Тамбов промчались в метельной мгле три иномарки, под завязку набитые братвой.
Зарубин в это время копался в своем сарае, перебирал инструмент, какие-то старые вещи, а потом достал из застрехи пятизарядный карабин с оптическим прицелом. Девять лет назад сын-геолог выменял этот карабин у эвенков на три бутылки спирта с радиоприемником «Спидола» в придачу и привез в подарок отцу, любителю кабаньей охоты. Было это в его последний приезд… В тот же год сын пропал в саянской тайге. Чтобы не травить душу, спрятал тогда убитый горем Зарубин нераспакованный и незарегистрированный карабин под застреху и никогда оттуда не доставал. Тяжело вздохнув, он развернул полуистлевшую оленью шкуру, в которую было завернуто оружие, и стал чистить его от затвердевшей заводской смазки.
Тамбовская братва встретила своих коллег из Горайска в лесопосадке на десятом километре шоссе Тамбов-Москва. «Тамбов» не понимал, из-за чего взбеленился «Горайск», и застолбил экстренную «стрелку», поэтому братва нервничала и поминутно хваталась за стволы.
– Шлык, говорить есть за что! – крикнул в сторону тамбовцев Колода и направился с двумя «быками», держащими правые руки в оттопыренных карманах, навстречу их авторитету Гришке Шлыкову, по кличке Шлык. Со Шлыком тоже подошли два «быка», готовые в любой момент выхватить пушки и шмальнуть в любого, кто стоит на пути. Колода последний срок парился вместе со Шлыком на «особо строгом режиме» за Полярным Уралом, поэтому им не надо было долго обнюхивать друг друга.
– Твои, Шлык, «быки» Мокей и Мерин, у нас попа Афанасия по заказухе замочили, – сказал Колода. – Мочить друг дружку будем или без понтов и мочилова кинешь нам гнид?
– Попа Афанасия?! – вытаращил глаза Шлык. – Ну знаю я этого попа. Хоть из фраеров, а святой человек был.
– В Афгане воевал. В сербских окопах вшей кормил.
– Как говорится, земля ему пухом! – перекрестился Шлык и отвел глаза от Колоды. Он знал, что за почаевскими стоит солнцевская братва.
В случае кровавой разборки в этой лесополосе завтра в Тамбов слетятся солнцевские бригады из Рязани, Тулы, Калуги, из самой Москвы. Кровушка польется рекой. Рассчитывать «Тамбову» на помощь пиковых кавказцев – дохлый номер.
У солнцевских мирный договор с ними, и рвать его из-за тамбовцев они не будут. Разборка неминуемо перекинется в Москву, и завоеванное ими в кровавых схватках с другими группировками «место под солнцем» на столичных рынках вряд ли удастся удержать. А ответ за это на сходке тамбовских авторитетов держать ему, Гришке Шлыку. И приговор там один будет: пуля в затылок или удавка на шею… «Не обхохочешься! – зябко передернулся Шлык. – Пашка Колода, бес корявый, сечет расклад, потому и буром прет… С другой стороны, Мокей и Мерин нарушили воровской закон – попов не трогать. С полученных за заказуху баксов не отстегнули на общак… Мокей вообще отморозок. Человека замочить ему, что в сортир сходить. От отморозков, не признающих воровских законов, избавляться так и так придется. К тому же „шестерки“ стучали, что Мокей на его место в банде метит… Из Мерина, может, и вышло бы что путное, но раз пошел с Мокеем на мокруху да еще баксы на общак скрысил, какой тут разговор?..»