Я стою напротив выхода, постукивая подушечками пальцев по рулю, и напряжённо сверлю взглядом дверь. Когда выходит толпа спортсменов, сразу же замечаю чуть лохматую копию самого себя и стискиваю руль до побеления костяшек. Проглатываю тугой ком, образовавшийся в горле, и делаю вдох. Парни заходят за угол и останавливаются там. Кто-то даже умудряется закурить. И на кой-сдался спорт, если потом торопишься захламить свой организм всей этой гарью? Я приближаюсь к ним и прочищаю горло покашливанием, параллельно привлекая к себе внимание толпы.

— Охренеть, Борода, а ты чё нам про близнеца не рассказывал? — таращит на меня глаза один из мужиков с татухой во все плечо в виде китайских символов.

Я раньше тоже хотел сделать себе тату. Даже выбрал красивого дракона с проницательным взглядом, но присмотрелся на свой образ в зеркале и подумал, что всё это детский лепет. Захочу ли я эту метку носить через год? Или резко поменяю все свои предпочтения? Решив, что, скорее всего, второй вариант более логичен, я отказался даже от идеи делать временную татуировку. Перехотел её уже через несколько недель, когда меня бросила девушка.

— Да я и сам не знал, — говорит мой двойник, и я понимаю, что у нас даже голос похож. Теперь я прекрасно понимаю Эмму. Тут только тот, кто знает, почему мы так похожи, не ошибётся. — Чё за прикол? — теперь он обращается ко мне, глядя с вызовом, словно готовится мои зубы пересчитать.

Нет уж, парень, я тоже не лыком шит. Даже не надейся, что качалка даст тебе форы. Я резко выдыхаю воздух, скопившийся в лёгких.

— Приколы мы с тобой обсудим позже. Отойдём? — негромко спрашиваю я, стараясь держать властный тон. Он не противится, и мы отходим в сторонку. Я долго думал, как начать разговор с ним, но сейчас все планы покатились под откос…

— Как давно вы с Эммой расстались? — с ходу спрашиваю я, не желая копаться в биографии парня, чья жизнь мне абсолютно не интересна, будь он трижды моим близнецом.

— Больше года прошло. А каким это образом тебя колышет? — находится с вопросом Вадим, скрещивая руки на груди и принимая тем самым боевую позу.

— Ты с ней спал? — продолжаю атаковать его вопросами, чуть сощурившись.

Парень прыскает от смеха, будто его с головы до ног веселящим газом обкатили, и чуть ли не крутит пальцем у виска.

— Так это ты её обрюхатил?

Внутри всё закипает, и я просто не успеваю обдумать то, что хочу сделать: бью гада со всей дури в скулу, слушая противный хруст его челюсти.

— Ах ты тварь! — рычит он и бросается на меня, хватая за грудки.

Я понимал, что он сильнее, но мне было плевать, когда бил его. Мне и сейчас плевать. Я хочу стереть его в порошок за произнесённые слова. Раздавить бы его как букашку. Самую настоящую.

Мы сцепляемся, и мне тоже слегка прилетает. Когда какой-то амбал оттаскивает меня, ощущаю во рту привкус крови. Сплёвываю её под ноги и стряхиваю руки того типа, который не дал отмутузить моего недо-двойника.

— В следующую раз выбирай выражения, иначе я уничтожу тебя по-настоящему, так, что никто о тебе не вспомнит, — бросаю я.

Я разворачиваюсь на месте и ухожу обратно к машине, слушая, как Вадим оправдывается перед своими дружками и говорит, что впервые меня видит и понятия не имеет, почему мы так похожи. От него я бы всё равно не узнал ничего дельного… Зря только пришёл. Хотя нет, не зря. По крайней мере, теперь я точно знаю, что Эмма рассталась с ним давно, и секса у них не было больше года. И если она говорит, что беременна от меня, значит, так оно и есть.

«Так это ты её обрюхатил?!» — появляются в голосе слова Вадима, от которых в ту же секунду закипает кровь.

Хочется вернуться туда и вмазать ему ещё, на этот раз гораздо сильнее. Я стискиваю зубы и слышу вырывающийся изо рта свист.

Он знает, что Эмма беременна.

Наверное, она пришла с этой новостью к нему, когда узнала о своём положении.

Получается, что еще до нашей второй встречи она знала о ребёнке, но сомневалась, стоит говорить или нет?

Каждая венка в голове начинает пульсировать, наливаясь свинцовой тяжестью. Я пытаюсь дышать глубже, только бы выровнять дыхание и унять острое желание оторвать кому-нибудь голову. Даже не понимаю, а кому её отрывать? Самому себе о том, что первый раз не предохранялся, надеясь на авось? Или опять же себе за то, что даже не попытался поговорить с Эммой? Хотя как я мог говорить, если пребывал в состоянии глубокого шока.

Завожу машину и еду как можно дальше от этого места, потому что если не уберусь отсюда, то обязательно вернусь. Добравшись до стоянки своего дома, отстёгиваю ремень безопасности и обхватываю руль руками, подавшись на него корпусом. Я устал от всей этой грёбанной тряски, происходящей в жизни. Такое ощущение, что кто-то перевернул земной шар, чтобы мой внутренний мир изменился. Меня испытывали на прочность? Может быть, это сам Всевышний решил проверить, можно ли мне доверить нечто важное?

Любовь?