«И я рад тебя видеть. В воскресенье бассеин, не забывай».

Всё таки есть что-то вечное в этом мире, что не испортит ни одно десятилетие. Письма, на которые нет ответа. Каждые три часа Константин Николаевич заглядывал в мессенджер, чтобы увидеть под последним сообщением ответ, но ничего, кроме надписи «прочитано» не было. Он так ненавидел, когда в ответ молчат. Это значит безразличие? Всё, парень Никита поиграл в хорошего мальчика и закончилось оно? Но ведь ты же хотел быть хорошим. От первой до последней минуты. Как папа воспитывал: исполнять свою миссию до конца. А что это меняет, если сообщения всё так же молчат?

Воскресным днём, остановив по привычке авто на неположеном месте, Костя смотрел на часы и гадал: выйдет парнишка из арки или нет. Был их третий заплыв в комплекс "Лазурный". Как обязанность. Раньше Диана выдёргивала брата из тоскующих выходных и возвращала на место перед парами в понедельник. Рестораны, кафе, бары, магазины. Она водила его за руку как непослушного ребёнка и без остановки всё что-то говорила и говорила, чаще повторяя то, что уже было. А ему нравилось так жить – отдавать целый день человеку, которому ты нужен. Родная… Без неё в тайном сговоре все друзья и знакомые находили отговорки. Обещали что в следующий раз точно встретятся с Костей, но этого раза не случалось. И пунктуальный, тошнотворно воспитаный Толмачёв стал опаздывать. Единственный, кто мог скрасить скучный осенний день. Может и ждать его больше не стоит?

Костя порассматривал ещё с минут пять до боли знакомые окна у домов и, так никого не дождавшись, завёл мотор.

– Опять неправильная парковка? Ты любишь сорить деньгами, однако, – он появился на переднем сиденье из ниоткуда, быстро пристегнув ремень. Глазами Толмачёв уставился в лобовое стекло, прижав рюкзак с вещами к себе поближе.

– Привет, – глупо улыбнулся Костя, не торопясь ехать.

Заполошеный, с частым жарким дыханием на розоватых губах, парень перевёл взгляд на мужчину и, не управляя собой, вытянулся по струнке, приподяв голову.

– Привет? Хм, привет. Я думал ты забыл это слово.

Костя взялся за руль двумя руками и слегка сжал его.

– А да, вчера вот вспомнил как оно произносится. Но временами ещё могу забывать. Всё-таки возраст уже.

Осторожно, подумав что незаметно, Никита усмехнулся в кулак, отвернувшись по привычке к окну, как только колёса толкнули авто вперёд. С Костей встречаться глазами было чревато недопониманием. Хотя, следуя из сплетен, он со всеми такой напыщеный и строгий. Желает лепить из людей идеалы любым путём. Даже насильным. И получает от этого большое удовольствие. Никита эти шушуканья, как правило не слушал, но запоминал. А что же, что же там в глазах Субботина может быть опасного, за что смотреть туда не желательно? Любопытство брало верх и, от созерцания мокрого стекла, Ник переключался на водителя. «Давай, смелее» – возникала некстати в голове фраза и студент с прищуром смотрел на преподавателя. Вдалеке всегда он был широкоплечий, крепкий мужчина. Вблизи же оказался парень немного старше тебя, склонный иногда смотреться в зеркало и поправлять причёску; покусывал губы, когда приходилось сбавлять скорость и хмурился на поворотах. И пел он весь путь до бассеина звонко, под музыку из магнитолы. Как всё это странно. Надменный Костя растягивал в тонкую линию мелодию и превращал её в мягкие ноты. Он пел, когда за окном было хмуро и мокро, а в жизни случился кавардак. Безумие. Он мог уже давно перестать «присматривать» за Толмачёвым, ведь есть его родители, но всё ещё спрашивал, – «Тебе не холодно?», и включал подогрев сидений. Костя – обманка.

– Разве ты не скучайешь по Диане? – не отрывая взгляд от водителя заговорил скромно Никита.

На лице Субботина не дрогнул ни единый мускул. Как и всегда.

– Разве? Что же я делаю не так, если тебе пришли в голову такие выводы?

– Ну ты… Слишком легко живёшь, веселишься. И для тебя ничего не изменилось. Будто она всё ещё здесь, с нами.

– А ты хочешь верить, что она не с нами? Со мной она всегда, в памяти. Не думаю, что Диане было бы приятно видеть нас с грустными рожами. Ей нужно было каждый день радовать весь мир. Я даже не помню, чтобы она когда-нибудь плакала. Разве мы можем теперь себе позволить паршиво гнить?

Никита посмотрел в окно на то, как целеустремлённо дождь топит город всё сильнее и сильнее. Тихо, молча, на ночь глядя, прижав мокрую щеку к подушке, он думал, тайно размышлял, что должно это закончиться уже. Переживания о том, что жизнь стала неизвестной, сложной и всё более загадочной для него. И переживать – обязанность номер один на каждый день. Иначе как?

Он медленно повернул тумблер громкости, позволив Косте продолжить петь. И смотреть на это.

– Что это за песня?

– Smalltown boy, Бронский бит. Нравится? – с удовольствием отвечал Субботин, не отрываясь от пения.

Никита кивнул, отстукивая ритм ладонью по сиденью. Его цепляла эта живость и сам себе он не смел признаться, что хочет быть счастливым. Ради неё. Неизвестно, правильное ли это поведение, ведь все так привыкли переживать, долго страдать, а ему внезапно хотелось подпевать музыке в узнаваемом авто и перегонять её водителя в прохладных водах бассеина.

– Я тебя сделал, студент. Теряешь хватку, – Костя игриво подмигнул, выворачивая круги вокруг своего соперника.

– Нет, Константин, я хочу взять реванш и обмануть ваши ожидания, – Толмачёв разминал руки, примеряясь к воде, чтобы размах был мощнее. В конце концов и Николаевичу много причин не надо, чтобы нырнуть в детство и поиграть в догонялки на звание чемпиона.

– Не сомневайтесь, Никита, я вас сделаю в этом соревновании.

И, пристраиваясь рядом – плечо к плечу, взгляд против взгляда – они плыли вперёд, разнося в многолюдном комплексе эхо бушующего моря. Вода по ощущениям сама несла Никиту к цели, открывая в его груди второе дыхание. Он и не знал откуда берутся силы, но загребал воду огромными охапками, хватая ртом кислородные капли до головокружения. А Костя всякий раз сбавлял темп при приблежении Толмачёва и изображал усталость, уступая место чемпиона. Решил научиться дружить, как бы этого хотела Диана. К тому же, чувствовал себя рядом с Толмачёвым младше лет на десять.