– Привет, – Костя сел за стойку, притянув к себе подставку под бокал.

Сделав глубокий вдох, бармен обернулся, улыбнувшись мужчине как и всякому посетителю – почти искренне.

– Что будете пить? – он знал ответ заранее, поэтому быстро открыл нужную бутылку.

– Яблочный сидр, всё как всегда, – Костя присмотрелся к лицу парня, отметив мешки под глазами и голодные губы, которые парень очень часто облизывает.

Всё кажется, что это голос Дианы пробирается сквозь музыку до слуха бармена, а вместе с ним и её руки, чтобы коснуться щеки. Но голос груб, и взгляд не тот, чтобы верить в её присутствие. Ник вздрогнул.

– Мама говорит, ты перестал к ним приходить. Волнуется. И мне на сообщения не отвечаешь. Всё нормально? – Костя всматривался в лицо парня, замечая как тот открывает рот, чтобы чаще дышать. Бармен резко поставил бокал мимо подставки, не поднимая головы. Неприятно думать, что за тобой по-прежнему как за особо опасным мальчиком следят лишь для виду.

– Значит, мама говорит. В два часа ночи ты за этим сюда пришёл, потому что мама попросила?

Жадно Костя выпил половину бокала и, облегчённо вздохнув, вытер уголки губ салфеткой. Он потёр пальцем ямку на своём подбородке и цинично щёлкнул языком, стягивая шарф. Душновато говорить в этом баре.

– Если хочешь верить то да, мама попросила, – не без раздражения ответил мужчина. – А вообще мне самому интересно как твоё самочувствие. В универе нам увидеться сложно.

Парень обмяк, расслабил тяжёлую мимику лица и наклонился к Субботину поближе, чтобы не повышать голос сквозь музыку группы Сектор Газа.

– К твоим завтра зайду, как и обещал. Времени… Почти нет.

Костя улыбнулся Толмачёву как старому знакомому.

– Зайдёшь ко мне, вместе к ним пойдём.

Он хочет быть, казаться дружелюбным, а в это трудно поверить. Ведь в спину Никите из зеркал в стене смотрит слегка сутулый парень ниже любого среднего посетителя, потеряный в делах учёбы, забывший о себе подумать хотя бы минуту в день. Кто ж ты такой, чтобы быть кем-то? Неужели Костя перебрал всех потенциальных друзей в своих списках и Толмачёв остался один, как запасной вариант, для бесед об вечном? Но последние слова Субботина наполнили щёки Никиты тёплой краской.

– Приглашаешь в гости?

Костя кивнул, в ответ произнеся своё "peut-^etre". На столе он оставил не малую купюру, сказав на вздохе "сдачи не надо".

– Как соберёшься, набери меня. И не забывай, по выходным у нас бассеин.

Посетитель поднял воротник пальто до самых ушей и пошёл по ночи пешком домой. Хотел рассказать, как раньше лёжа на пледе Ди рисовала хной на его спине какие-то узоры. Хотел узнать, что спрашивала ночами она у Никиты. «Ночью хочется всегда говорить о том, о чём днём даже сам с собой не поговоришь» – любила повторять Костику сестра в самые тяжёлые моменты его жизни. Как она прикасалась к волосам Никиты. О чём мечтала с ним. И какой приходила окрылённой к брату в гости. Прошло время и, ощущая холод приближающейся зимы, мужчине с кем-то хотелось говорить. О ней. С уходом одного человека ушла почти вся прелестная, яркая жизнь. Твоя.

Под фонарём во дворе дома вместо мотыльков кружились белые снежинки. Костя поёжился от первой минусовой температуры и выпустил кусочек пара изо рта. А в баре уютно. Там лица целеустремлённые в будущее и в головах проблемы застревают не на долго. Бармен… Он не придёт. Знал как истину Костя мысль, что Никита к нему не придёт. Ты же мужчина опасный, не настоящий. Весь насквозь составлен из чужих домыслов, портретов, усмешек, обвинений. О себе лучше Субботин и сам лишний раз не мог подумать, поэтому вздрогнув от холода ещё раз, забежал за скрипучую дверь подъезда. Сегодня поставит пластинку перед сном, завтра её снимет и будет повторять этот один и тот же процесс до самых выходных. До воскресения. «А быть всего лишь воскресеньем уже прогресс» – подумал он и, поднявшись на второй этаж, уселся на подоконник, под которым мощно грел старенький радиатор. Сегодня первый день, когда на ночь ему не захотелось залить в себя коньяк.

Конец ознакомительного фрагмента.