Рите вскочила ни свет ни заря и долго готовила реквизит для сегодняшних портретов: мольберт, плотный картон, сухие краски. Потом она продумывала наряд, чтобы окружающим было понятно, что перед ними – настоящий художник. В итоге она остановилась на фиолетовом пальто (здесь долго выбирать не пришлось, пальто в ее гардеробе было единственным), вязаном светлом платье и замшевых сапогах. Дополняла образ чёрная фетровая шляпа, из под которой каскадом падали на плечи каштановые с золотым отливом волосы. Рита сделала по всем правилам макияж и посмотрела в зеркало: она, действительно выглядела очень хорошенькой в таком образе.

Девушки приехали на площадь старого города, расположенную недалеко от Французского собора, куда начали подтягиваться и другие студенты, среди которых были ребята из джазового отделения. День был пасмурный, и это ощущение что только усиливалось благодаря серым оттенкам городских стен и хмурому небу над головами собравшихся, однако, по прогнозу погоды дождя не предвиделось. Это было очень хорошей новостью.

– Привет, – радостно помахал ей Штефан, – ты не представляешь, что нам удалось достать для сегодняшнего мероприятия! Это будет бомба! Посмотри туда!

Из одного из переулков послышался грохот: кто-то вёз по брусчатке огромную тележку. Рита пригляделась – несколько человек катили по улице нечто совершенно другое. Они толкали рояль, к ножкам которого были приделаны колёсики.

– Вы сумасшедшие, – радостно как ребёнок, прощебетала Рита и чмокнула Штафана в щеку. Тот зарделся от смущения и быстро добавил:

– Может быть сходим куда-нибудь вечером?

– Если заработаем достаточно, – расхохоталась Рита в ответ.

Рита установила мольберт, оглядывая как другие участники раскладывают всякую всячину для продажи. Она заметила, что занятия керамикой для студентов не прошли даром: среди экспонатов благотворительной ярмарки было много неудавшихся произведений керамического искусства.

Люди, проходившие мимо, с интересом оглядывались на них, кто-то понемногу бросал деньги в жестяную банку, а некоторые останавливались и ждали, когда начнётся представление.

«Помогите студентам оплатить учебу в Университете искусств», – скандировала Лурдес, – «Капиталистический мир жестко к молодежи!»

Рояль продолжал одиноко стоять на площади. Рита подозвала Штефана:

– Нам пора начинать. Кто будет играть сегодня? – спросила она

– Жан Поль. Пытаюсь дозвониться ему. Помни про вечер! – Штефан лукаво подмигнул Рите. Она согласно кивнула, и в тот же момент ее отвлёк чей-то вопрос про стоимость портрета. Девушка ответила, что она будет рисовать за донаты, то есть добровольные пожертвования, сложённую вот в ту жестяную банку – и она показала рукой в нужную сторону. Так, у неё появился первый клиент на сегодня.

Рита ушла в себя немного на время рисования, сосредоточенно поджав губы. Не хотелось, чтобы человек расстроился и думал, что за добровольные пожертвования она нарисует его хуже, чем за деньги. На первый портрет ушло около двадцати минут. «Так мы далеко не продвинемся в плане сбора денег», – пронеслось в голове у Риты. В сегодняшнем дне хватало какого-то драйва, энергии, изюминки, и это впечатление ещё более отягощалось отсутствием солнечных лучей. Рояль молчал, и это молчание было удручающим. Совсем не так должны звучать студенты института искусств в этот весенний день! Рита встревоженно взглянула на Штефана и он мрачно развёл руками. Видимо, сегодня на Жан-Поля рассчитывать не стоило. Большинство прохожих безучастно шли мимо, лишь немногие из них останавливались чтобы узнать в чем дело, а многие уходили, не дождавшись начала концерта, на который они рассчитывали.

Риту бросило в жар, потом в холод. Почему она такая чёртова неудачница!

В это время над ее ухом послышался вежливый кашель. Она медленно повернулась в сторону источника увидела перед собой демисезонную куртку небесного цвета с еле различимой эмблемой Богнер на рукаве. Загорелый и голубоглазый обладатель куртки, явно выбранной под цвет глаз, стоял перед ней и собирался что-то спросить. Это не могло быть совпадением – видимо, бернский магазин «Богнер» бы опустошён одним человеком.

– Я вас слушаю, – спросила Рита, убирая прядь каштановых волос за ухо.

– Я хотел спросить, – молодой человек несколько застеснялся и смущенно улыбнулся . Он говорил по-немецки, но с каким-то странным южным акцентом, – настроен ли инструмент.

Он кивнул в сторону рояля на колесиках.

– Да, настроен, но на нем сегодня некому играть, – расстроенно пожала плечами Рита. Голос ее дрогнул. – Пианист не пришёл.

– Вы не против, если я попробую? – молодой человек продолжал смущаться. Через загар начал поглядывать румянец.

– Я бы даже вас попросила это сделать, если вы умеете, – Рита улыбнулась в ответ, смотря на молодого человека снизу вверх, по-прежнему сидя на раскладном стуле перед мольбертом.

Богнер подошёл к инструменту, несколько раз переставил стоящую перед ним табуретку с места на место, резким движением расстегнул куртку, откинул крышку рояля и размял пальцы, из под которых уже через несколько секунд искристым фонтаном брызнули звуки мелодии, неожиданно озарившие все вокруг. Одновременно с первыми нотами, по магическому стечению обстоятельств, выглянуло солнце, первый раз за сегодняшний день. Молодой человек играл «Ed La historian de in amor”, и у Риты защемило сердце от того, как все волшебным образом преобразилось. Она растворилась в этом моменте, в котором сливались звуки музыки, старинный каменный город, широкая площадь, парящие в небе птицы, и он, незнакомец в небесной куртке марки «Богнер» за роялем на колёсиках, бывший квинтэссенцией всего этого великолепия.