– Агата, мне какое дело до его внеслужебных занятий?

– Я не сказала, он еще довольно молодой человек…

– Хотите сказать, что это ребенок? – перебил я. – Я не удивлюсь.

– Нет-нет, он старшеклассник! У него все на таком уровне, все так продуманно, ни за что не скажешь, что он еще не закончил школу. Конечно, если не считать нормальных для его возраста проявлений характера.

– У него что-то с психикой?

– Разумеется, он в порядке, раз его взяли на стажировку, – отчеканила она. – Сообщите, когда будут первые результаты, – попросила Агата и тут же отключилась.

Я понял, почему у Агаты не получалось связаться с посредником: дважды обойдя сад с десятком голых плодовых деревьев, я и за несколько метров не сразу обнаружил его едва различимую фигуру – юношу на вид лет пятнадцати-шестнадцати, который сидел со скрещенными ногами, прислонившись к дереву, и держал в руках предмет, похожий на книгу. Голова была наклонена немного вперед и влево, в фигуре чувствовалась расслабленность юного путешественника по Зазеркалью, переживающего пик подростковой одухотворенности, которого обеспеченные родители рано подтолкнули к самостоятельной жизни, сохранив с ним прочные материальные узы. Он уже достиг стадии демонстративного слияния с природой, всех этих вялых объятий с деревьями, травой, садовыми гномами и абстракционистскими скульптурами.

Когда я приблизился, он оторвался от книги и сказал, слегка заикаясь:

– Говорят, смотреть на мир через магический кристалл вредно для глаз. Хотя обычно это всего лишь безобидный кусок стекла. Или просто сильно исцарапанная линза.

– Моя девушка пользуется таким шаром, – откликнулся я.

– А как ее зовут? – спросил он, и я увидел в его глазах почти взрослую снисходительность.

– Эльвира.

– Да?! – он сделал страшное лицо и прыснул. – Надо же дать такое имя своему ребенку!

Эту дерзость я пропустил мимо ушей.

– Наверное, давно сидишь здесь на холодной земле? – спросил я.

– Не очень, – честно ответил он. – Я провожу опыт с внутренней проекцией. Пытаюсь соединить точки на панораме у себя за спиной.

Я повернулся на каблуках, чтобы посмотреть, о какой панораме идет речь. Новая автомобильная развязка вплотную подступила к поселку, отчего соединение с природой стало здесь крайне болезненным.

– Не волнуйтесь, я сделал все, чтобы эта автострада и эта развязка на заднем плане оставались в фокусе, – заверил он. – Мне придется испортить пару внутренних зеркал, которые переносят сюда панораму осинника, неотличимую от прежнего вида.

– Ты еще школьник и не слишком понимаешь, во что ввязался. Я бы на месте твоей мамы не отпускал тебя одного, – сказал я.

– Я знаю, вы ищете пятна. Только вот интересно как? С помощью приборов этого нельзя сделать, нет никакого алгоритма. Вы ведь магией занимаетесь?

– Никакой магии, главное, чтобы ничего не мешало, – объяснил я.

– Ничего-ничего? А если у вас сердце остановится или дыхание прекратится? – участливо спросил подросток.

Я развел руками, и он искренне рассмеялся.

Я ведь и сам понятия не имел, во что ввязался. То есть говорить-то я говорил, что все это необратимо, что мир больше никогда не будет прежним и другую чушь. Но только теперь я понимал, что грядут странные времена. И я впервые начинал задумываться о спасении. Только теперь от этого понятия поднимались клубы серы, оно было с двойным и тройным дном и на деле предполагало не спасение, а нечто другое. Радуга с фрагментами пересобранной реальности продолжала меня преследовать и внезапно начала сжиматься вокруг меня, пока не заключила в многоцветный сияющий кокон.

Я сел рядом на холодную землю, прислонившись к дереву, облюбованному юношей, с другой стороны.

– Я просто раздумываю. А вдруг ничего такого нет. Только гул бетонных зданий и больше ничего. Для меня важно состояние сознания до и после. Эти смутные отблески реальности должны завораживать или вводить в состояние глубокого уныния, выбрасывая меня на самую высокую орбиту самонаблюдения, – взволнованно признался он.

Я прочистил горло, но так и не придумал, что сказать ему в ответ.

Еще около пяти минут мы просидели рядом, ничего не говоря, каждый на своей волне, в волглой одежде, способные только на то, чтобы растянуться на ледяной траве и уснуть, но потом, не сговариваясь, встали и начали спускаться к дороге.

***

Я сидел на скамейке перед школой и ждал, когда по окончании занятий из-за ворот покажется старшеклассник, владеющий важной информацией о моем неизвестно где скрывающемся ассистенте. Я был вынужден терпеливо дожидаться так некстати навязанного мне стажера, чтобы в нарушение протокола не попасть в фокус кадровой инспекционной службы, более дотошной и свирепой, чем институтская служба безопасности. Притом что они обе уже ничем мне не угрожали, я по неизвестной причине вдруг решил не создавать проблемы бывшим коллегам из Стреглово.