Нет, без подробностей.

«Возможно, съела что-то не то. Желудок расшалился. Тошнит».

«Сходи в медблок. Или, если не в силах, давай я сам пошлю к тебе человека».

Медблок… Наверное, единственное место в уне, где меня никто не достанет. Включая и Иоданира Тэппа.

«Я сама схожу».

«Дождись меня. Я тебя отведу».

«Нет. Не буду ждать, уже выхожу».

«Обязательно напиши, что с тобой и что тебе дали».

Не стала отвечать, поторопилась покинуть санблок.

К медику отправилась сразу же. Белые стены, кисловато-сухой и прохладный воздух, синеватые отблески обеззараживателей у пола и потолка подействовали отрезвляюще и успокаивающе.

Я действительно больна. И пришла сюда за помощью. Вот только здесь меня максимум напичкают успокоительным, но не решат проблему. А я не растеряюсь и попрошу двойную дозу. Чтобы разобраться во всем этом дерьме и понять, где кончаюсь и начинаюсь, нужен длительный перерыв от самой себя.

В конце концов, к Лейде со своими требованиями и претензиями можно и завтра явиться. Она никуда не денется. Идена с его расследованием о Вироне Вурк — тем более.

Это был второй мой визит в медблок «Пикса три». Он прошел более нервно, чем первый, когда меня осмотрели, взяли анализы, быстро заполнили карту, вкололи гормональный коктейльчик, гарантирующий администрации, что в ближайшие восемь месяцев студентка Зарянская не окажется беременной, и отпустили. Сегодня же медик хмурилась, тихо (но я все равно услышала) выругалась нецензурно, когда не нашла в моей крови ни следа запрещенных веществ, качала головой.

— Такая реакция возможна на стресс, — проговорила она недовольно. — Не выходи в вирт неделю. Нам не нужно проблем еще с одной…

Женщина не договорила, оборвав саму себя.

Ясно. Зарянская осчастливила содержимым желудка унитаз и полный ноль с синдромом Керчепина, а не человек, но проблемы не у нее, а у медика, которая, видимо, получила выговор за отбывшую в корпус «Туман» Вирону.

— Выпей вот это.

Передо мной поставили стакан с водой, в которой юная и боязливая помощница растворила какой-то желтоватый порошок.

— Все пей. Обезвоживание — штука опасная. Ты как аква прекрасно это и сама знаешь.

Чужое раздражение сегодня не вызывало ответного, больше забавляло. Хотелось расхохотаться. Желательно истерически и до слез.

Я послушно опустошила стакан. Подождала, пока медик закончит тщательно инспектировать состав моей крови, едва не сунув заостренный и выдающийся нос в облако данных.

— В целом организм в норме. Есть некоторые отклонения, которые указывают на перенапряжение. — Кажется, я женщине угодила результатами. По крайней мере, она немного подобрела.

— Тебе самой что нужно? — испытующе посмотрела на меня.

— Отключиться, — хрипло выдала я. — У меня трудности со сном.

— Что ж. Останешься сегодня у нас. Никаких планшетов, модулей и прочей учебы. Сделаем инъекцию снотворного и успокоительного. Не тошнит больше?

… Написала ему позднее, чтобы перестал наконец дергать: «Со мной все хорошо. Мне помогли. Останусь на ночь в медблоке. Скоро усну. Мне вкололи успокоительное». И перевела сирс в беззвучный режим, сняла, сунула его в ящик тумбы у кровати.

Ощутила, как под действием препарата начали расслабляться мышцы. Уходило то неопределимое нечто, что грызло, разрушало и напирало изнутри, грозя свести с ума. Возвращалась ясность мысли, сдобренная солидной порцией равнодушия и уверенности, что ничего страшного не случилось, а завтра все уже будет хорошо, будет другой день и другая Артемия Зарянская.

Синдром Керчепина. Он ведь не возникает просто так, из пустоты, как цель или идея, которые менталисты третьего уровня легко вгоняют в незащищенное сознание противников или же союзников. Синдром — удел тех, у кого желание побеждает разум, а «хочется» выше, чем «есть». Кто согласен быть обманутым и с радостью встречает иллюзии, потому что они ему очень и очень нужны. Как вода, как воздух. Организм человека ведь сам их не вырабатывает, а получает извне. И умирает, не получив.

И, наверное, он действительно ни в чем не виноват. Вот и Деймос допустил, что Тэпп не хотел этого, все вышло само собой. И никак не могло быть проконтролировано ни мной, ни им. Я сама пожелала влюбиться. Сама выстроила тот мост, который сделал возможным зарождение и развитие этого ментального инородца. Семена дали всходы, а я радушно и нетерпеливо их поливала, чувствуя себя прекрасной, полноценной, согревшейся, отмщенной.

Пожелала и получила. Теперь нужно понять, что делать с этим чувством: вырезать или присвоить?

Я закрыла глаза, с облегчением погружаясь в небытие, подобное смерти.

Тяжело покидала вязкий, плотный, разъедающий образы и сознание туман сна. Открывала глаза, перед которыми все расплывалось, вновь закрывала и погружалась в темные поглощавшие глубины. А потом наконец проснулась окончательно, будто сделав рывок. Распахнула глаза, перед которыми предстала палата на три человека в медблоке и Лейда Чен, сидевшая на соседней кровати и внимательно следившая за моим пробуждением.