— Да что вам всем от меня надо? Эта дура наврала с три короба, а все как бараны… Да ну вас, — Ромка махнул рукой и вылетел из кабинета.

На крыльце поликлиники курили трое мужиков.

— Глянь, это не тот ли Стрелецкий, который девочку в лагере изнасиловал?

— Он самый! Вот же падаль! И ходит себе преспокойно, а?

— Су-ука! Что, мужики, растолкуем ему, что к чему?

— Эй! Стой! Разговор есть, — окликнули они Ромку, не обратив внимание на черную машину матери, припаркованную через дорогу.

Из машины тут же вышел Юра, почуяв неладное, и поспешил к ним.

— Эй, мужики! — крикнул он.

А затем из машины вышла мать. Но в сторону поликлиники не сделала и шага. Просто встала возле машины, скрестив руки на груди, и исподлобья сверлила этих троих тяжелым взглядом, не сулящим ничего хорошего.

А они уже окружили Ромку, но на Юрин окрик повернулись, а, увидев Стрелецкую, сразу как-то замялись и отступили. Правда, один еле слышно бросил Ромке:

— Вали из нашего города, сучонок, пока жив.

Позже мать и сама затеяла разговор по поводу его отъезда. Но Ромка упирался:

— Я же ни в чем не виноват. Почему я должен бежать?

— Этим идиотам все равно, виновен ты или нет. Разве ты не видишь? Им приятно вывалять в грязи кого-то, кто не похож на них. Втоптать, поизгаляться. Верно Юрий сказал, они как стадо. Стадом они тебя и затопчут. Если ты не уедешь.

— Я не уеду, — отрезал Ромка.

Тогда он еще наивно верил, что если не сбежит, если выстоит, то народ рано или поздно поймет, что не прав. А вот если уедет, то, считай, признает свою вину. Да и как он мог уехать, если Оля здесь?

С Олей они созванивались каждый день. И это единственное, что помогало Ромке не падать духом. Как спасательный круг, его держали на плаву Олины слова: «Я тебе верю. Я люблю тебя и всегда буду с тобой, что бы ни случилось…».

На третью смену Оля не осталась и вернулась из лагеря сразу как только смогла. В тот же день они встретились в парке, хотя мать просила его не выходить из дома, пока все не уляжется. Но она была на работе, а Ромке не терпелось увидеть Олю. Он так по ней истосковался, что места себе не находил. И даже будь мать дома, она бы вряд ли его удержала.

Парк этот они облюбовали еще давно, когда только начали встречаться. Ходили сюда после школы, кормили в пруду уток, бродили, взявшись за руки, по дорожкам, целовались, прячась в кустах сирени и акации. Это место стало для них настолько особенным, что оба не замечали ни разбитых урн, ни разломанных скамеек, ни мусора, ни ржавых перекрученных прутьев, которые когда-то служили оградой.

Это было их место.

Оля немного опоздала. И Ромка уже успел испугаться, что она не придет. Когда же она появилась, у него даже голова закружилась от радости. Оба бросились друг другу в объятья, будто с последней их встречи прошли не дни, а годы.

Оля прижималась к его груди и приговаривала:

— Ромочка, хороший мой, любимый мой… Я чуть не умерла… так боялась за тебя… так скучала…

Ромка почувствовал сквозь тонкую ткань футболки ее слезы. У него и самого саднило в груди и жгло веки. Вот за что им все это? Они же ничего никому плохого не делали, никому не желали зла. Они просто любят друг друга и просто хотят быть вместе…

Он зарылся носом в ее макушку, бормоча:

— Не плачь, малыш. Все будет хорошо. Я люблю тебя… я так тебя люблю…

— Я знаю, знаю, — кивала она, еле слышно всхлипывая. — Они все такие дураки! Идиоты просто! Как можно было про тебя такое подумать! Как можно было поверить этой наглой выдерге! Ромочка, я так за тебя боюсь…

Ромка нежно взял ее лицо в ладони, чуть склонившись, посмотрел в любимые глаза. Видеть ее слезы и страх было мучительнее всего. Просто сердце кровью обливалось.

— Не бойся, скоро это все закончится. Главное, мы вместе…

Она послушно кивнула, глядя на него в тот момент как на бога. Хотя она и раньше, бывало, на него так смотрела, но именно сейчас это стало для него важным. Самым важным. Смыслом всей жизни.

В ту минуту он почувствовал: вот оно — единственное, что имеет значение. Ради чего вообще стоит жить. Остальное — просто пыль и мышиная возня. И плевать он хотел на всех, кто распускает про него грязь и кто в эту грязь верит, если Оля будет с ним, будет любить его, будет смотреть на него вот так. С ней ему вообще ничего не страшно, с ней он может все.

Ромка склонился ниже, коснулся ее губ своими, они у нее были мягкие и чуть солоноватые. Он втянул нижнюю губу, легонько прикусил, поймал Олин прерывистый вздох, от которого его тотчас прошило словно электрическим разрядом.