Шрифт:
Оля, не слушая мать, выскочила за ограду и устремилась к припаркованному мерседесу. На улице уже припекало, а ей пришлось надеть джинсы и кофту с длинными рукавами, чтобы спрятать следы вчерашних побоев.
Перед тем, как сесть в машину, черную, большую, сияющую на солнце, Оля подумала: отец все узнает. Такая машина на их улице уже привлекла соседское внимание. Тетки, с раннего утра копавшиеся в огороде, аж побросали свои тяпки и встали у калиток, как на наблюдательном посту, зорко следя за ней. Да и пацаны головы свернули, зачарованные «крутой тачкой».
Живот тотчас подвело от страха, но Оля, не давая себе ни о чем подумать, быстро юркнула на заднее сиденье, рядом с Маргаритой Сергеевной. Та сидела по-королевски, неприступная и непроницаемая. Но на этот раз она хотя бы поздоровалась, пусть и холодно.
— Здравствуйте, — пискнула в ответ Оля.
И до самого отделения милиции больше никто не проронил ни звука.
Показания она дала. На этот раз ее допрашивали основательно, не как вчера. Следователь, уже другой, не давил, не насмехался, не ерничал, а будто и действительно очень хотел поскорее найти виновных. Даже показал ей несколько фотографий. Правда, узнала она на них лишь одного, помимо Чепрыгина, но следователь явно остался удовлетворен.
— Можно я навещу Рому? — спросила она Маргариту Сергеевну, когда они вышли из отделения.
Та равнодушно пожала плечами, однако затем, когда водитель спросил ее, на комбинат они сейчас поедут или куда, велела ему сначала сделать круг и завезти Олю в больницу.
— Спасибо, — промолвила Оля.
Маргарита Сергеевна никак не отреагировала.
Но к Ромке Олю не пустили.
— У них сейчас обход, нельзя. Подожди здесь немного, — остановила ее знакомая санитарка.
Противная бабка, даже наглая. На рынке, когда Оля торговала овощами, вечно просила сбавить цену чуть ли не в два раза. Другие отказывали, а Оля не могла. Отдавала ей по дешевке.
— Вообще, посещения с четырех. Но, так и быть, пропущу тебя пораньше. Врачи вот только уйдут, и я тебя позову.
Оля осталась ждать, в тесном коридорчике у дверей травматологии. Стульев и кушеток здесь не было, как в приемном покое. Она привалилась к стене — ноги совсем не держали, а перед глазами плыло. Но это уж скорее из-за жары и духоты. Здесь буквально нечем было дышать. А в джинсах и кофте Оля и вовсе чувствовала себя как в парилке. По спине струился пот, майка противно липла к телу, раны саднило и пекло. И уйти она не могла — вдруг та санитарка ее позовет.
Ждать пришлось долго, под конец Оля просто села на корточки и закрыла глаза. Иначе, чувствовала, она точно грохнется тут в обморок. Попить бы, она облизнула пересохшие губы. И тут дверь травматологии приоткрылась.
Санитарка выглянула, кивком позвала зайти.
— Вон та палата. Только давай быстро.
Сокрушаясь, что ничего для Ромки не взяла, просто не подумала, Оля тихонько проскользнула в палату и остановилась в растерянности, не сразу поняв, какая из шести коек Ромкина.
— Здрасьте, — игриво поприветствовал ее один из мужчин.
Оля кивнула в ответ.
— Я к Роме Стрелецкому.
Он молча указал на койку у окна. Оля повернулась и, охнув, прижала ладошку ко рту. Это ее Ромка? Что же они сволочи с ним сделали? Его лицо отекло и почернело до неузнаваемости, вместо губ, таких красивых и чувственных — разбитая бесформенная щель.
Оля осторожно присела на краешек постели.
— Ромочка, это я.
Он еле слышно промычал, но смог поднять над одеялом руку, коснулся ее, погладил. Она поймала его пальцы, прижала ко рту.
— Хороший мой, любимый мой, — шептала горячо, целуя ранки на костяшках и уливаясь слезами. — Ты поправишься. Все еще хорошо будет. Их поймают и накажут. А ты поправишься.
— Угу, — снова промычал Ромка и даже погладил ее руку.
— Я к тебе завтра приду. Что тебе принести? Что-нибудь хочешь?
Он слегка качнул головой.
— Я все равно что-нибудь принесу…
Когда уходила, санитарка задержала ее в коридоре:
— Ты — девчонка хорошая, добрая, жалеешь всех, но не ходи к нему. Люди уже косятся, говорят и про тебя разное. Запачкаешься — не отмоешься.
— Да как вы можете?! Он ни в чем не виноват!
— Смотри, я предупредила.
Оля возвращалась домой и почти всю дорогу всхлипывала. Мир сошел с ума! Они точно все рехнулись, если поверили в то, что Ромка на такое способен! От такой несправедливости ее трясло, но самое тяжкое было ощущать свою полную беспомощность.
Вечером отец пришел с работы позже обычного. И был он нетрезв. Выпивал отец крайне редко и помалу. Да и сейчас не сказать, что напился, смотрел он цепко, двигался уверенно, говорил твердо, но сивушный тяжелый запах она ощутила и сразу напряглась, предчувствуя неладное.