Шрифт:
– Слушаю вас.
– Доктор…
– К выздоровлению нужно внутреннее принуждение, а не чувство безмерного притеснения от болезни.
– Доктор…
Эти почти ставшие магическими для меня два числа ноль и пятнадцать, периодически, словно молния проносились в моей голове.
И повелась она за своей болезнью, аки блудлива девица за красавцем.
– Доктор…
За всё в этой жизни надо платить, и ничего не проходит бесследно, и стенки её матки уподобились папиросной бумаге, но она не жила в ней, там пытались жить другие. Это тонкостенное, неоднократно израненное и искромсанное железом образование никоим образом не повлияло на её духовную и телесную жизнь. Она, действительно, производила впечатление здорового и уверенного в себе человека.
Если не мой грех, то и забыть нельзя, а простить тем более.
Не огорчайся, что сегодня напьёмся, зато завтра поутру опохмелимся, и жизнь расцветёт своими привычными красками.
– И вот ещё, милый доктор, последний, вопрос…
– Алкоголь не употребляете совсем, не курите, в таком случае таблетки можно принимать долго, нужно как-то услаждать вашу печень, адаптировать её к реалиям современной жизни.
– Спасибо, доктор, буду придерживаться ваших рекомендаций.
– Пожалуйста, обращайтесь.
Цыпляток маленьких принесут, желтеньких и жёлторотеньких, забавных в своих неуклюжих и скорых движениях. Радости неумеренно, переживаем, коль захворали, а придёт время – рубим головы и наслаждаемся собственными кулинарными способностями. Иногда возникает мысль, возможно ли ещё оглянуться, её очень часто перебивает другая – стоит ли?
Экстирпация матки, с придатками или без оных, не освобождает от греха убиения в удалённом органе
Экстирпация – радикальное удаление какого-нибудь органа.
Как обычно двери закрываются.
Люди страдают
От страданий двери открываются.
Не стоит говорить женщине, у которой пришли очередные месячные: «Потерпи, потерпи, дорогая, может быть, пройдёт».
Пришла, еле пришла, тяжко страдающая остеохондрозом поясничного отдела позвоночника молодая женщина с выраженным болевым синдромом и, наскоро вытирая слезы и оправдываясь за свое слаботерпение, вымолвила, покусывая губы:
– Завидую тем людям, которые свободно прохаживаются перед вашим кабинетом, без проблем встают и садятся.
Её губы этим утром не укреплялись помадой, они ничего не хотели. Они могли только говорить.
– И, когда я состарюсь…
– До этого для начала нужно дожить. Двигаются ожидающие свободно, с этим спорить, безусловно, не стоит, а вот с мышлением, наверняка у них не так всё быстро, как у вас. В неврологии или одно, или другое. Поверьте, многих из них я знаю. Это длинный нескончаемый клубок знакомства через болезнь. Свет в одну сторону, сумерки в другую. Радостный детский крик: «Машка, выходи во двор» с годами трансформируется в скромное и умеренное: «Мария Ивановна, пожалуйста, спускайтесь, мы вас ждем».
– Вот я и спускаюсь. Доктор, карточки надо читать. Меня зовут Мария Ивановна.
– Явленье умных дум не терпит суеты. Впредь я буду более сдержанным и внимательным.
– Вы уж постарайтесь.
– Не сравнивайте и не завидуйте, и, хотя в вашем случае болезнь, безусловно, не уйдет, но состояние значительно улучшится. У каждого свой путь и свои проблемы, ибо они находятся в ожидании у моего кабинета, а не перед кассами Эрмитажа или Большого театра. Больному человеку всегда нужны добрые помыслы и никогда не помогут неразумные желания.
– Тоже верно.
– А вы присядьте.
– Спасибо, я бы с удовольствием, но только после этого вы меня не поднимете. Сегодня всю ночь провела стоя. Не думала, что так быстро наступит время, и мои ноги в это время суток всегда будут прямыми. Красивые ноги должны подчеркивать особый шик, но не болезненное состояние, они могут, а я … ой, не могу, точно не могу.
Как много на свете красивых женщин и как много больных. Я смотрел на неё и думал, что в человеке всё должно быть прекрасно, особенно грудь.
Мой любимый цвет женского белья – белый. Это цвет чистоты, свежести, невинности и воздержанности. В конце концов, это цвет моего халата. Хотя внешность обманчива, и нет никакой возможности судить об истинном состоянии женской груди, закупоренной в бюстгальтер, ибо он сам по себе тайна великая, ибо чего там только не намешано. В нём сконцентрирована и упакована, вскормлена и взлелеяна вся история развития человечества. Грудь оставалась прежней, только названия оболочки менялись. Младенчество, отрочество, юность – и так, с короткими или длинными остановками, до самого конца.