— Он тебя опять бил? — Цедит сквозь зубы и смотрит прямо в глаза, от чего щеки начинают гореть с удвоенной силой.

— Нет, никто меня не бил. Только своей помощью ты делаешь хуже. — Осторожно сказала и сглотнула, ведь напряжение одноклассника передавалось.

От него буквально фанило злостью, и мне становилось не по себе с каждой секундой.

— Хорошо. — Данияр отступил назад и равнодушно пожал плечами.

— Ч-ч-что? — Промямлила, ожидая совсем другой реакции.

— К этой пьяни я больше не полезу, — Аристов прищурился, а я широко распахнула глаза, потому что резкие перемены в его настроении настораживали, как минимум, — только, — он шагнул вперед, обдавая меня своим жаром, — обещать, что не трону его, если на тебе хоть маленький синяк появится, не буду. — Данияр перевел глаза на мои губы и обратно, от чего у меня дыхание перехватило. — И от тебя я так просто не отстану.

— В смысле… — Мой голос был похож на блеяние овечки, и я сама скривилась от этого.

— В прямом, — Аристов улыбнулся уголками губ, отходя к классу, — берегись, Ангел!

Ангелика

— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… — Слышу голос Анны Васильевны, словно через стену, потому что Аристов не дает мне расслабиться.

Горячая рука то и дело скользит с талии чуть ниже, и я начинаю оттаптывать ему ноги. Это сильно раздражает! Анна Васильевна и так уже не раз намекала, что мы пара бревен, хоть и технически отточенных. Безэмоциональные бревна. Деревья и то лучше станцевали бы. Да-а-а…

Было неприятно слышать от учителя такие замечания, ведь на занятиях до этого глупого наказания я показывала хорошие результаты. Не балерина, но и не… дерево…

Казалось, что Данияра эти слова лишь потешают, потому что он смотрел на меня и поглаживал своими пальцами мои, будто на зло. Хотелось поскорее уйти из зала и оказаться на прохладном воздухе, чтобы наглец больше не вводил меня в такое состояние. Горела вся, особенно кожа в тех местах, где он меня касался.

— Стоять, Цветкова! — Данияр перекрывает выход из танцевального зала, когда Анна Васильевна с тяжелым вздохом и обреченным выражением лица объявляет, что на сегодня достаточно ей психологических травм в виде нашего вальса.

— Мне нужно домой, отойди, пожалуйста. — Спокойно говорю, но внутри уже все органы перевернулись от напряжения.

— Не, Цветкова, тебе пока некуда торопиться. Я же знаю. — Нагло заявляет Данияр, а я хмурюсь. — По твоей вине я согрешил, — строит такие глазки, что я удивленно округляю свои, — поэтому у тебя не остается вариантов.

— В каком смысле? — Делаю шаг назад, ведь лицо не хуже факела в пещере, так ярко полыхает, что становится неловко, и я одергиваю рукава пиджака, чтобы хоть чем-то себя отвлечь.

— В таком, Ангел, нужно грехи замаливать.

— Так обратись к священнику. Я-то тут причем. — Хмурюсь и не понимаю веселья, которым буквально светится его лицо.

— Я бы сказал, что ты не при делах, Цветкова, вот только, — он замолчал, а мое сердце до горла подпрыгнуло и вернулось на свое место, потому что видеть улыбающегося Аристова было непривычно, как минимум, и страшно, как максимум, — ты мне по шарам так залепенила, что они звенели еще час и чуть не разбились.

— Сам виноват. — Пробубнила в ответ, отводя глаза в сторону.

Лицо до ужаса горело, и я знала, что Аристов это подметил, потому что тональным кремом я не пользовалась, хотя и он вряд ли скрыл бы мою реакцию. Крепче сжала пальцами лямку от рюкзака и вопросительно посмотрела на парня.

— Видит он, — Данияр поднял руки в верх и казал на потолок, — я пытаюсь быть цивилизованным, но ты меня вынуждаешь утащить тебя насильно.

— Что? — Говорю, а он уже идет на меня, заставляя отступать. — Прекрати, Аристов! Совсем не смешно!

— Я и не смеюсь, заметь, — спокойно отвечает он мне, но наступать не прекращает, — Цветкова, нормально с тобой разговариваю, добра желаю, а ты щетинишься и не даешь мне исправить оплошность.

— Какую? — Резко останавливаюсь, оказываясь в непростительной близости с врагом.

— Многие. — Отвечает размыто, но я не глупая, понимаю о чем он говорит, и слабо верится в резкое озарение. — В общем, если не пойдешь и не сядешь в тачку добровольно, придется тащить силком.

— Ты серьезно хочешь меня в церковь отвезти?

— Типо того. — Кивает, а я усмехаюсь, представляя, как сам Аристов свои грехи замаливает.

— Ладно, сама пойду. — Киваю и вдыхаю полной грудью, когда Данияр отступает.

Улыбается во весь рот моему ответу, а мне почему-то хочется треснуть ему рюкзаком по голове. Шантажист!

Выходим из зала и идем по коридору. Чувствую себя жалким приложением к последней модели айфона. Очень дискомфортно ловить на себе удивленные взгляды.

Данияр же спокоен, как удав. Иногда мне кажется, что там вообще эмоций нет, кроме злости и ненависти, хотя последние события показывают обратное. Есть-таки в этом надменном парне даже положительные качества.

Хмурюсь от того, что смогла выделить из уймы негативного что-то хорошее.