Шрифт:
– Вы имеете в виду стихи, которые вы здесь цитировали?
– с нескрываемой насмешкой спросил Джейк Бельский.
– Нет! Не только эти стихи... В архиве монастыря я нашел указания о кладе Грозного и о тайнике, где был захоронен этот клад.
– О! Это великое открытие, профессор!
– с деланным энтузиазмом воскликнул Джейк.
– Вы непременно должны сообщить об этом моему управлению... Я помогу вам...
– Против помощи я не возражаю, - усмехнулся Стрелецкий, - но доклад о своих изысканиях я сделаю в академии и доложу своему научному обществу...
– Да, да! Конечно... Простите, что я вас прервал. Продолжайте. Вы так увлекательно рассказываете!
Но вдохновение уже покинуло старого профессора. Он поежился:
– Становится прохладно...
– Да, Игнатий Яковлевич!
– воскликнула Тася.
– Вам пора вернуться в гостиницу. Разрешите, мы с Ваней вас проводим...
Втроем они направились к выходу из монастыря, и по дороге профессор еще долго рассказывал своим молодым друзьям о приезде в этот монастырь Грозного в 1557 году.
В этот вечер слишком много впечатлений обрушилось на Тасю. Она не могла лечь спать и, проводив Стрелецкого, пригласила Волошина погулять по аллеям березовой рощи, именуемой в Сиверске "Парком культуры и отдыха".
В этом парке не играл духовой оркестр, его заменяло радио. Сейчас оно услаждало слух влюбленных парочек частушками о высоком надое молока и о пользе квадратно-гнездового способа посадки картофеля. Но Тася ничего не слышала. Крепко сжимая руку Волошина, она говорила:
– ...и вдруг мне показалось, что это уже не я, Анастасия Березкина, студентка московского института, а другая Анастасия, та, что приехала на барке из далекой Москвы в этот монастырь... Вы меня понимаете, Ваня?..
Волошину страшно захотелось сказать: "Понимаю, Настенька... Вы почувствовали себя уже не комсомолкой, а царицей..." Но вдруг он увидел совсем близко серые глаза девушки. Даже в темноте он разглядел в них неподдельное горе и промолчал.
– Я еще... ведь я ничего не видела в жизни...
– тихо продолжала Тася. Но вдруг я почувствовала, что у меня умер ребенок... Такого отчаяния я никогда не испытывала...
– Вы очень впечатлительны, Настенька, - рассудительно сказал Волошин. Так нельзя...
Тася не слышала его. Она молча смотрела на сумрачные громады монастырских стен, смутно видневшиеся за деревьями.
– Сходим туда, Ваня...
– попросила она вдруг.
Он удивился:
– Куда, Настенька?
– В церковь. В ту, где гробик... Вы боитесь?
– Да нет... Но там нечего делать сейчас, - нерешительно ответил он.
– Ну, тогда оставайтесь, а я одна пойду.
– Тася высвободила руку.
Но Волошин удержал ее:
– Подождите... Но ведь ворота в монастыре уже заперты.
– А мы пойдем в обход, со стороны озера.
– Вы хотите сказать - вплавь?
– Нет, вброд... Там возле башни мелко.
Он покачал головой:
– Вы, Тасенька, просто девчонка и притом очень взбалмошная.
– Я не знаю... Может быть... Ну, идемте же!..
– И она нетерпеливо потащила его к выходу.
– А вы не боитесь встретиться там с чем-нибудь страшным?
– насмешливо спросил он.
– С чем?..
– с тревогой и затаенной надеждой спросила Тася.
– С привидением, например...
– Нет, это не страшно. Я сама сейчас привидение.
Они добрались до Кузнецкой башни, от которой крепостная стена поворачивала к югу. Здесь плескалась вода озера. Тася хотела снять туфли, но Волошин остановил ее:
– Не надо... Я перенесу вас...
Она молча позволила взять себя на руки и обняла его рукой за шею...
Руки были сильные, но держали они ее так бережно, как маленького ребенка... Где-то в темноте слышалось журчание воды, потревоженной его шагами...
Наконец он ступил на береговую полоску земли и остановился. Он спросил, помедлив:
– Ну?.. Пойдем ножками?.. Или останемся у дяди на ручках?..
– Ножками, - сказала она.
– И я очень прошу вас, Ваня... не расхолаживайте меня. И не смейтесь над моими чудачествами. Слышите?..
– Клянусь, Настенька!..
– Такая я есть и такой останусь на всю жизнь. А если я вам... Если вам не нравится, вы можете со мной не дружить.
– Да что вы, Настенька! Ну конечно же, вы мне нравитесь!.. Даже больше, чем полагается...
Она поспешно отстранилась:
– Не надо!.. Идемте скорее.