– Так это и есть город, – сказала Лара. Выдохнула это из себя – восторженно, чуть ли не с благоговением. Сделала пару шагов вперед.

– Подожди! – окликнул я ее. – Пусть подрастут. А то еще раздавят нас.

Она замерла на месте, обернулась на меня: лицо ее было особенно мягко в этом свете.

– Поверни фонарик в ту сторону, – сказала она, – на дерево, я хочу получше его рассмотреть.

Я подвинул немного руку; выхватил его из темноты: кажется, это был каштан – с увесистой кроной, большой, с раскиданными в разные стороны ветвями.

– Дать тебе телефон?

– Не надо. Лучше ты посвети. Вон на тот дом. Теперь туда, немного правей.

Я послушно водил фонариком за ее рукой. Она стояла ко мне спиной, вытянувшись, задрав голову вверх; сумка в какой-то момент съехала с ее плеча и упала в воду – она не отреагировала на это никак.

– У тебя сумка упала.

– Сейчас подниму, – она продолжала все так же, не отрываясь, смотреть на город перед собой. – Он такой красивый сейчас… Кажется, отведу глаза – и он исчезнет.

– Не исчезнет, – сказал я. Хотя кто знает – здесь все может быть. – Вроде бы не должен исчезать…

Лара, все так же глядя вперед, не опуская головы, присела и подняла из воды промокшую сумку.

– Вырос, я думаю. Можно идти.

– Похоже на то.

Лара сделала несколько шагов – сначала медленно, потом все быстрее, увереннее; вода теперь доставала ей только до щиколоток, и она, раскинув руки в стороны, побежала вперед. Засмеялась, запрокинула голову вверх; добежав до ближайшего дома, прижалась к стене.

– Шершавая! – крикнула она мне оттуда.

Я подошел поближе. Встал в паре метров от нее – так, как ей было комфортно.

– И пахнет чем-то… – она прислонилась к стене щекой. Видно было плохо, но мне показалось в этот момент, что в глазах у нее стояли слезы. – Башня была не такая – гладкая, стерильная почти, как лазарет… И все внутри – абсолютно все – такое отвратительно-белое…

– Как ты продержалась там, не выходя? Ты говорила, что не можешь спускаться…

– А что мне было делать? Пришлось продержаться. – Она сорвала с дерева лист и начала разминать его в руках. Потом рассмеялась коротко, как будто взорвалась: – Смотри! У меня теперь ладони зеленые!

– Ага, – сказал я. А что еще я мог на это сказать? Чувствовал я себя глупо, словно, сам не желая того, подсматривал за ней в замочную скважину. Видел что-то, на что мне не полагалось смотреть – и в то же время уйти от этого не мог: лицо мое как будто приросло к двери. Глаза были широко раскрыты.

Лара переходила от дома к дому – проводила по стенам рукой, приседая на корточки, нюхала росшие на клумбах цветы – они едва поднимались над водой. Лепестки были влажными и казались блеклыми в свете фонаря; розового в них было меньше, чем серого.

– Не устала? – окликнул я ее.

– Нет.

– Я посижу чуть-чуть.

Я сел на скамейку, вытянул ноги вперед – только сейчас почувствовал, как сильно они гудели. Лара обошла двор, потом вернулась и села напротив меня; между нами, накренившись куда-то вбок, поднимался из воды двухметровый, в клочьях облезлой краски, гриб. Приглядевшись, можно было увидеть бортик от песочницы и оставленный кем-то совок; ветром его прибило к ножке гриба.

– Забыл кто-то, – Лара подошла к нему и подняла из воды; повертела в руках. Потом сказала зачем-то: – Пластмассовый. Желтого цвета.

Выпустила его, и он упал перед ней, подняв фонтанчик брызг.

– Странно, – сказала она. – Мне кажется, что я помню это место.

– Откуда?

– Показывали.

– Кто показывал?

Она отвернулась от меня, как будто не слышала мой вопрос. Прошла между домами; потом остановилась, чтобы подождать меня. Минуты через три мы вышли на шоссе: машин на нем не было, только асфальт, покрытый водой. С двух сторон от него, покачиваясь, падали в воду фонари и зажженные окна домов; в середине же было темно – только размазанная по воде луна, дергано покачиваясь, плыла между нами.

Лара теперь все чаще останавливалась – разглядывала вывески на домах, терла лоб; потом широко улыбнулась сама себе.

– Осталось совсем чуть-чуть.

«До чего?» – хотел я спросить, но не стал. Все равно, скорее всего, не ответит.

Где-то далеко впереди загорелся зеленым светофор, и проехала, пересекая шоссе, машина. Домов постепенно становилось все больше – там, куда мы шли, они еще только поднимались из воды, начинали расти. Окрашивались кое-как – насколько это было возможно в темноте, – обретали свою форму и размер.