— Не видел я, барин. Нам не положено, — крестился в подтверждение своих слов мужчина.

— А истопник? Он же должен был проверить печь. Вдруг пожар?

— Дык это ж с утречка, — напомнил сторож о том, что уже весна.

На улице действительно потеплело. Снег ещё лежал, но даже дороги почти очистились. Позже я расспросил истопника и услышал от него подтверждение слов сторожа. Вахтёр, принимающий одежду в гардероб также не порадовал. Не все посетители снимали верхнюю одежду. Студенты точно этим не заморачивались.

В последние дни интерес к картине сошёл на нет. Зрителей было мало, да и наших подставных критиков мы не использовали. Получалось, что на момент смерти никого из «своих» рядом с Тырановым не было.

Пообщавшись ещё с парочкой слуг, я выяснил, что они видели на выходе из здания трёх мужчин и одну даму. Не из благородных и в возрасте. Эти горожане пришли под вечер, заплатили, посмотрели и ушли. Первые двое мужчин ушли раньше, но и последние посетители отстали от них ненадолго. От силы минут на пять. Никто их лиц не запомнил, поскольку подобных зрителей за последний месяц в зале побывало много.

— Не художники, не соперники по ремеслу, — сделал вывод из моего отчёта Алексей.

— При условии, что убийца выходил через тот же вход, — добавил дед. — Мог по коридору уйти через задний двор.

— Не мог, — отрицательно покачал я головой и пояснил, какие меры предприняты ректором, чтобы наша публика не шлялась по университету.

Доступными были один коридор и зал. Остальные проходы или заперты, или охранялись дежурными. Доверять безоговорочно я бы не стал, но без ключа выйти наружу посторонний не мог.

— Есть вероятность, что это был университетский работник. Он мог открыть любые двери, — продолжал гнуть своё дед.

— Не буду спорить, пока мы не поймём мотив, — ответил я.

— С мотивом засада, — тяжело вздохнул друг. — Тыранов не был ни склочником, ни спорщиком, ни антисоциальным элементом.

С такой характеристикой я был полностью согласен. Тыранов действительно никогда не конфликтовал, не мог отстаивать свою точку зрения. Не зря же нам так легко удалось заманить его в поместье и сподвигнуть на написание такой неоднозначной картины.

— Похороны послезавтра, — напомнил Лёшка. — Брату сообщить не сможем, а дядя вроде бы приезжал в Петербург.

— Они откуда-то из Подмосковья, — припомнил я родственников Тыранова. — Не думаю, что до сих пор в столице.

— Нужно поспрашивать, а то неудобно, — деликатно обозначил ситуацию Алексей.

К моему удивлению, у Куроедова имелся адрес родни Тыранова. Дядя и тётя первым делом нашли в Петербурге племянника и даже пытались встать у нас на постой. Тыранов комнатами не распоряжался и пояснил родственникам, что это не совсем удобно. Потом вместе с секретарём Куроедова нашёл им поблизости комнату. То, что родственники до сих пор в Петербурге, я сильно сомневался, но проверить это стоило. Как оказалось, не зря.

Какие-то дела задержали семейство Тырановых в столице. Народная молва донесла печальную весть и родственники пребывали в растерянности.

— Господин Титов, у нас совершенно нет средств на похороны, — утирала слезу тётушка.

— Не стоит волноваться, я беру затраты на себя. Или вы хотели на родине похоронить?

— Нет-нет, в столице будет удобно, — подключился старший Тыранов.

Обсудив ещё некоторые детали и выдав безутешным родственникам сто рублей, я отправился в медицинскую академию. Скандально известную картину уже перевезли и требовалось проверить, как разместили полотно. Чувствую, что теперь проблемы будут у медиков. Те петербуржцы, кто ещё не видел картину, точно захотят приобщиться. Как бы нас и оттуда не турнули.

Проездил я, как оказалось, без толку. По какой-то причине президент Императорской академии художеств господин Оленин решил, что может забрать полотно в свои стены. Тем более денег мы не просили, а в память по невинно убиенному художнику можно было позволить такой широкий жест.

В общем, когда уже мои компаньоны только-только упаковали полотно, закрепив его вертикально на связке из телег, приехал посыльный из академии художеств с предложением. Очень удачно всё получилось. Нам забот меньше, а Тыранову достойная память.

Наверное, я никогда не смогу полностью принять ситуацию. Чувство вины будет преследовать меня. Парень ведь мог прожить долгую жизнь. Пусть немного скучную и не совсем богатую. Теперь же о нём останется только память. Алексей тоже испытывал сожаление, но заметил, что лучшей рекламы мы и ожидать не могли.

Что творилось на похоронах, не передать словами! Мне показалось, что половина Петербурга пришла проститься с Тырановым. Я ещё понимал студентов-художников или просто тех, кто приходил на выставку. Но каково было моё изумление, когда в первых рядах я заметил Пушкина!