Быстрым движением затушив недокуренную сигарету в пустой потрескавшейся пепельнице, я встала со своего места и направилась к выходу. Здесь стало слишком душно, мне не хватало воздуха и я чувствовала, что мне необходимо проветриться. Свобода-свобода-свобода-свобода… Слово, которое звенело в моих ушах, которое в этом городе я слышала слишком часто и всегда с жаждущей интонацией: от Лив, от Мускула, от Волос, от приведшего меня сюда в первый раз музыканта, от себя самой.

Уже дойдя до конца барной стойки, я оторвала свой взгляд от собственных ботинок и вдруг увидела Конана по другую сторону панорамного окна бара – он направлялся сюда и так как не смотрел в окно, всё ещё не видел меня. Растерявшись, я поспешно обогнула барную стойку и нырнула за чёрную штору, из-за которой обычно появлялся Байярд. Когда штора уже закрывалась за мной, я увидела, что Байярд заметил этот мой манёвр. В следующую секунду он, подняв руки над головой и оторвав от меня взгляд, обратился к вошедшему в бар Данну:

– Ты сегодня самый частый гость, но при этом самый непьющий! Что тебе налить, друг мой?

Я не услышала, что Конан ответил ему – в зале стоял слишком сильный шум. Но выглядывая из-за шторы я смогла наблюдать, как Байярд отводит Конана в противоположную часть зала. В этот момент я могла бы попробовать ускользнуть, но это было слишком опасно. Конан занял тот же столик, за которым я только что не докурила сигарету. Вот ведь!..

Штора внезапно отодвинулась с противоположной стороны и сразу же резко опустилась – в комнату проник Хуффи. От неожиданности я подпрыгнула на месте. Хуффи что-то начал говорить мне на языке жестов, но я ничего не понимала. В итоге я решила угадать:

– Не выдадите меня?

В ответ Хуффи положительно закивал головой и указал мне на одно из двух кресел-мешков, обтянутых чёрным сукном, после чего так же быстро растворился с другой стороны шторы, как очутился по эту её сторону. Видимо мне только что предложили расположиться здесь и переждать опасность. Выдохнув, я опустилась в предложенное мне кресло. Всё равно столик Данна почти не просматривался из-за барной стойки.

Кресло оказалось удобным, хотя и низковатым – мои колени оказались почти на уровне моих глаз. Входя в стадию ожидания, я начала осматриваться.

Кажется, я очутилась в небольшой прямоугольной кладовой, размером три на пять метров, подсвеченной тускло-жёлтым светом, исходящим от одной-единственной голой лампочки, подвешенной на чёрном шнуре. Сильно выцветшие обои с принтом в серые звёздочки, скрывающиеся за причудливыми завитушками, местами были оборваны, местами свисали клочьями. Кроме двух чёрных кресел-мешков здесь больше ничего не было. Почти ничего. В стене справа я вдруг заметила отчётливый вырез с человеческий рост. Потайная дверь, спрятанная недостаточно хорошо. Должно быть, ход в подвал с запасами напитков.

Сделав ещё один тяжелый выдох, я разлеглась в своём кресле вытянув ноги вперёд, при этом едва не коснувшись ими противоположной стены, и начала гипнотизировать едва заметно мигающую, голую лампу. Интересно, надолго он сюда пришёл? Впрочем, я никуда не тороплюсь.

Глава 28

Обычно “Поющий Поэт” работал круглосуточно, но сегодня Байярд с чего-то вдруг решил прикрыть заведение, о чём заблаговременно предупредил своих громких сегодня посетителей. Спустя полчаса после этого заявления бар начал пустеть, а ещё через пятнадцать минут в зале остались только Байярд, Хуффи и… Конан. Словно по закону подлости, он, очевидно, решил уйти последним. Раздраженно фыркнув, я отошла от шторы и, вернувшись к своему креслу, рухнула в него. С терпением и усидчивостью у меня было всё более чем в порядке. Не без содействия этих своих качеств я и выжила в одичавших землях. Если нужно ещё подождать – не проблема, подожду, но он меня не выкурит из этой конуры. Не сегодня.

В зале раздались тяжёлые шаги. Я протянула руку вперёд и слегка приоткрыла штору таким образом, что наблюдать за барной стойкой не вставая с кресла мне было вполне удобно. Как я и предполагала, Конан подошёл к центру барной стойки, но вместо того, чтобы расплатиться с барменом, он занял барный стул.

– Тебя что-то беспокоит? – заметил Байярд.

– Джекки.

– Поссорились что ли? Из-за того, что наплёл тебе Рейнджер?

– Кажется, я по уши влюбился. И ошибся. – Конан с такой отчётливой горечью произнёс эти слова, что у меня вдруг запершило в горле. При этом я видела его лицо: на нём читалась досада. Что он имеет ввиду? Что ошибся во мне? Мне вдруг стало ещё больнее, чем было, хотя до сих пор я думала, что больнее от него мне быть уже не сможет. Сделав глоток виски из своего бокала, он вдруг продолжил говорить. – Твой друг был прав, когда говорил, что она слишком хороша для меня. Поэтому меня сейчас и взрывает изнутри. Представляю, как она при мне стоит рядом с кем-то получше меня, вроде этого псевдотраппера, и меня всего трясёт. Кажется, я не могу себя контролировать.

– Вам нужно поговорить, – вдруг утвердил Байярд, и я прикусила нижнюю губу: он ведь не выдаст меня?!

– Она меня избегает.

– Ну, знаешь, Подгорный город не целая планета – здесь достаточно тесное местечко, так что рано или поздно определённо столкнётесь.

– Спасибо за выпивку. И за разговор, – с этими словами Конан стукнул блестящей монетой по начищенной барной стойке и отправился к выходу.

Я поспешно прикрыла щель между стеной и шторой, и, запрокинув голову на кресло-мешок, продолжила слушать его шаги, и шаги Байярда, отправившегося закрывать дверь за последним посетителем… За предпоследним. Вскоре шаги одного человека начали приближаться к моему укрытию. Открыв штору настежь, Байярд посмотрел мне прямо в глаза:

– Ну и что ты творишь, Неуязвимая?

Мы сидели за барной стойкой и пили из больших граненых фужеров что-то не очень крепкое, но очень приятное. Какой-то прозрачно-розовый коктейль, изначально смешанный Байярдом в стальном термосе. Последние полчаса я рассказывала ему какие-то отрывки из своей жизни во временном отрезке от Первой Атаки до Подгорного города.

– …Я тогда сильно заболела. Была зима, третьи сутки беспрерывно валил крупный снег, наш дом завалило по самую крышу. Думала, что умру. Боялась, что Лив не сможет вынести моё тело из дома, а если и сможет сделать это, так не сможет похоронить меня: ей пришлось бы зарыть меня в сугроб, а по весне, когда снег сошёл бы и земля оттаяла, копать для моего трупа приемлемую могилу. Но больше всего я боялась даже не этого. А того, что она с Кеем слишком сильно зависели от меня. Не могли добывать себе пропитание самостоятельно. Кей ещё был слишком мал для серьёзной охоты, Лив боялась леса, да и города она тоже начала опасаться после того, как однажды меня с ней чуть не поймала четырнадцатая коалиция. В тот год я полтора месяца провалялась с болящими ногами, но всё же смогла выкарабкаться. Думаю, помогла моя воля к жизни, напрямую связанная с ответственностью за младших брата с сестрой. Когда у меня спадала температура, чтобы развеселить их я играла с ними в карты или читала им вслух книги, – я с горечью ухмыльнулась, – заставляла их соревноваться со мной в скороговорках, чтобы тренировать их речь и заодно не сходить с ума бесконечно длинными зимними ночами. В середине той зимы мы придумали новую игру: выбирали тему для дискуссии, и каждый должен был суметь отстоять свою точку зрения, но победа должна была остаться только за одним. Лив сильно расстраивалась, когда проигрывала. Однажды её обыграл Кей. С тех пор она больше не играла с нами в эту игру.