– Только сегодня узнала. Срок две недели.

– Значит, будет воздушный? Близнец? – заулыбалась её собеседница.

– Мы как и все планировали зачатие таким образом, чтобы ребёнок родился Неуязвимым и был защищён от Атак. Достаточно того, что я с мужем Уязвимые, пусть хоть ребёнок не будет загнанным под землю подгорным жителем.

– Когда придёт время, я тоже буду планировать беременность таким образом, чтобы ребёнок родился Неуязвимым. Но больше для себя. Во время беременности Неуязвимым ребёнком Атаки ведь для Уязвимых женщин не страшны. Забеременею Неуязвимым, запишусь на ферму, чтобы участвовать в посевной, и выйду из-под земли. Уже семь лет не видела неба. И как только до сих пор не сошла с ума без возможности дышать свежим воздухом?

Лифт остановился на среднем ярусе, три подруги вышли на нём, а я поехала дальше, на верхний ярус, размышляя обо всём услышанном за этот вечер. Здесь даже беременеют для возможности выйти на поверхность. Ведь это ненормально. Почему людям нельзя выходить на поверхность если они того желают? Да, речь идёт не о жизни, но о выживании, которое само собой подразумевает ограничения, но лишать людей возможности видеть небо в условиях и без того крайних лишений – это жестоко. Именно жестоко.

Лифт слегка тряхнуло, и мои мысли перебросились на слова Байярда о том, что они пытались пробивать своих пропавших без вести через какую-то пиратскую базу данных. Кто такие “они” и кто для них “свои”?.. Фундаменталисты?.. Это оппозиционная организация?.. Жители одного яруса?.. Посетители “Поющего Поэта”?.. Или их ещё меньше?.. Или ещё больше?.. Кто же они и сколько их?.. В голове промелькнула фраза: “Конан – наш парень”. Он что же, тоже из фундаменталистов? Не может этого быть. Он ведь Данн.

Лифт остановился, издал протяжный звон и раскрыл свои двери на верхнем ярусе. Я вышла в коридор переживая глубокую растерянность. Почему бы не попробовать прояснить ситуацию, сунув голову в пасть льва? Потому что это глупо. Идти на приём к Ригану Данну, чтобы узнать, куда пропала та новоприбывшая, ради спасения которой мне пришлось перетерпеть ранение плеча и едва не лишиться собственной жизни…

– Добрый вечер. Я хотела бы записаться на приём к Ригану Данну, – остановившись напротив входа в президентское крыло, сообщила молодой секретарше я и скользнула взглядом по электронным часам, голограммой отражающимся на стене напротив. 23:02?.. Время в этом месте течёт сквозь пальцы. По ощущениям, напрямую связанным с отсутствием здесь дневного света, в Подгорном городе всегда ночь и дневных часов здесь вовсе не существует. Внезапно осознав это, я вдруг предположила, что если провести эксперимент и перевести одновременно все имеющиеся в Подгорном городе часы на выгодное тебе время, никто даже не заподозрит подставы: люди поменяют день на ночь, вечер на утро, и без сопротивления уверуют в верность своего ложного суточного ритма. Может, они уже веруют?.. От такой вероятности меня внутренне встряхнуло – сразу же захотелось выбраться из-под этой горы, чтобы проверить, не отменились ли снаружи дни и ночи. А ведь я только трое суток назад была снаружи – как же с этим давлением справляются полностью запертые люди?

– Приложите свой браслет к датчику, – обратилась ко мне секретарь, и я выполнила её просьбу. – Жаклин Киттридж, – посмотрев в свой миниатюрный экран, констатировала девушка. – Вы можете пройти в кабинет президента.

– Уже?..

– Да. У вас особый доступ.

– Что такое “особый доступ”?

– Это значит, что президент готов принять вас в любое своё свободное время. Сейчас в его графике как раз значится свободное время.

– Но… Уже одиннадцать часов.

– Наш президент трудоголик, – сверкнула белоснежными зубами девушка. – Он спит лишь пять часов в сутки – всё остальное время проводит в заботах о благополучии города.

“Должно быть, ваш президент и во сне думает исключительно о вашем благополучии”, – подумала я, но до поры до времени решила придержать свой сарказм при себе.

– Прошу, проходите. У вас всего двадцать минут до того, как президент отойдёт ко сну.

Особый доступ. В честь чего? В честь того, что он предполагает, будто я могу спать с его внуком? Если так, тогда с интуицией у этого старика всё в полном порядке. Если бы не президентство, мог бы выстроить успешную карьеру в “Офисе профессиональной гадалки”.

Проводив меня до кабинета президента Данна, секретарь произвела три контрольных стука согнутыми костяшками пальцев по отполированной двери и, ещё раз обдав меня запредельно широкой улыбкой, распахнула передо мной этот блестящий проход в параллельный мир. Словно Чеширский Кот перед входом в Нарнию.

Стоило мне только переступить порог, как я сразу же поняла свою ошибку: в кабинете вместо одного Данна находились все трое. В более живописную ситуацию я себя едва ли могла вогнать. Хотя… Я ведь талантливая. И нет предела моему совершенству.

– Жаклин! – неожиданно восторженно выпалил моё имя тот из Даннов, к которому я шла. – А мы как раз о тебе говорили.

– Обо мне? – мгновенно сдвинула брови я, при этом спрятав руки в высокие карманы куртки. Я смотрела на Ригана Данна в упор, чтобы случайно не встретиться взглядом с Конаном. Президент, обойдя свой рабочий стол, направился прямиком ко мне.

– Конан переживал из-за того, что ты пропала. Хотел на уши охрану поднять, – с этими словами старик протянул мне свою длинную руку, на что я ответила своей протянутой рукой, которую он внезапно взял в обе свои ладони, встряхнул и, наконец отпустив, растянулся в улыбке. – Ты исчезла с радаров на целых десять часов. Где ты была?

Я не могла сказать про “Поющего Поэта” в стенах данного кабинета. При общей приветливости этого старика, я чувствовала именно яростное желание умолчать об этом заведении.

– Гуляла, – поджав губы, выдала я.

– Вот видишь, Конан, она просто гуляла. А ты сразу бросился взламывать президентскую базу. Представляешь, Джекки, он ради тебя хотел взломать нашу систему безопасности, чтобы отыскать тебя по камерам слежения.

Я резко перевела взгляд на Конана. Он стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками и по его лицу вообще ничего нельзя было прочесть. Но я всё поняла. Заикаться про пропавшую без вести новоприбывшую, ради которой я сюда притащилась, было бы равноценно самоубийству, не меньше.