Шрифт:
– Даша…
– Что?..
– Он говорил хоть раз обо мне?..
Ни разу от него не слышала. Сказать об этом Тине – жестоко, солгать – у меня язык не повернется.
– Мы с ним мало общаемся, я же говорила… Очень редко.
– Помню – помню… - в динамике прерывистые вдохи, словно она еле сдерживается, чтобы снова не расплакаться.
– Ладно… забей… Забудь все, что я сказала. Мне просто не с кем поделиться больше.
– Ничего страшного, - мямлю еле слышно, а когда она отключается, еще с минуту сижу, не шевелясь.
Чувствую себя ужасно. Будто поковырялась грязными руками в чужой ране. Стыдно за нее и за то, что я позволила ей так передо мной обнажиться.
А еще я ревную. Это чувство похоже на едкую желчь, что, растекаясь в груди, разъедает все на своем пути. Я даже не стала спрашивать, было у них что-нибудь или нет, потому что не хочу знать подробностей.
И общаться с ней тоже больше не хочу, потому что все мои догадки относительно ее ко мне симпатии подтвердились. Я ее интересую только как «родственница» Саши.
********************************
С самого утра понедельника я резонно ожидаю шквал шуток про мое участие в мужском стриптизе. Готовлюсь выдержать испытание с достоинством, но ничего не происходит.
Одногруппники ведут себя так, словно получили коллективную амнезию. О произошедшем в клубе вспоминает только Катя.
– Привет, Даш, я извиниться хотела, - мнется она, виновато улыбаясь.
– За что?
– Дурацкая идея была стриптизеров позвать…
– Ну, да, - киваю согласно, - Кать, говорят, кто-то видео снял, ты не могла бы попросить, чтобы удалили.
Староста делает страшные глаза и поджимает губы.
– Нас уже заставили все удалить, - шепчет в ухо.
– Заставили? Кто?
– Старшекурсники с юрфака. Покровители твои, да? – спрашивает шутливо, но с опаской в голосе.
Саша? Конечно, потому что, кроме него, некому.
В груди неожиданно теплеет, а настроение становится на градус выше. Что ни говори, а приятно, когда есть тот, кто может решить твои проблемы.
– Знакомые, - отвечаю уклончиво.
– Мне б таких знакомых…
После занятий я ненадолго забегаю на кафедру за материалами социологических исследований в нашем городе за прошлый год для доклада, а затем, перескакивая через две ступеньки, лечу в гардероб за курткой.
Я сегодня работаю, и, если немного опоздаю, знаю, что девчонки прикроют. Но такой возможностью я стараюсь не злоупотреблять. Одеваюсь перед зеркалом и, помахав Лене рукой, выбегаю на улицу. Спустившись с крыльца, пробираюсь сквозь толпу студентов и вижу на стоянке прямо напротив входа Лексус Саши.
Сам он тут же, стоя в компании друзей, возвышается над всеми почти на полголовы.
Стоит мне оказаться на переднем плане, как он тут же меня замечает. Замираем оба. Глядя друг другу в глаза, будто ведем безмолвный диалог. А не приснилось ли нам все, что произошло накануне. И не жалеем ли о принятых решениях.
А потом губы его вздрагивают в улыбке, а лицо ощутимо расслабляется. Отделившись от компании, он начинает идти в мою сторону.
Я тоже медленно иду навстречу. Греховцев сегодня одет иначе, чем обычно. В строгие черные брюки, классические ботинки, тонкую парку с воротником – стойкой и выглядывающую из-под нее белую рубашку. Выглядит сногсшибательно.
– Привет.
– Привет, - машинально смотрю туда, где около его машины стоят его друзья, - мне на работу сейчас надо.
– Знаю. Я тебя отвезу.
Дующий в спину Саши легкий ветерок обволакивает меня запахом его парфюма. Нервно сглатываю. Этот запах ассоциируется у меня с опасностью.
– Тебе удобно?
– Удобно, Даш… идем.
Помня о моей просьбе не афишировать наши отношения, он идет рядом, не касаясь меня. Но это мало помогает. Взгляды всех присутствующих, а их здесь не менее десяти человек, тут же вонзаются в мое лицо.
– Всем привет, - улыбаюсь приветливо.
– Привет… здорово…
– Привет, Даш, - раздается совсем рядом голос Макса, - ты же работаешь сегодня? Давай, подвезу! Я как раз в ту сторону еду…
Тон его легкий, доброжелательный, но в сощуренных глазах сквозит пошлое ехидство. Как намек на что-то грязное.
Я инстинктивно отшатываюсь и ударяюсь плечом в грудь Саши.
– Я сам отвезу, - холодно отвечает он за меня.
Открывает для меня дверь, ждет, когда я сяду и, склонившись, спрашивает: