Я шла к машине:

– Сынок, прости меня! – повторила я во второй раз, вспоминая одну «бездушную машину», в декабре нас направили в областной кождиспансер.

И дерматолог, сняв очки, резко сказала мне:

– Мамаша, сами подумайте: угри— это внутренний аллерген, пичкаете его чем-то.

– Посмотрите, это дневник питания – я пыталась показать ей тетрадку, которую скрупулезно вела с сентября, записывая в таблички сначала сколько и чего съела сама, какие смеси и в каких пропорциях по часам давала, какими кремами пользовалась.

Но доктор резко обрубила меня, сказав:

– Подгузник не надо снимать, мне не нужен его член.

Тогда я вышла от неё с ужасом, на улице было морозно, но меня трясло ещё сильнее от безразличия и холодности дерматолога, и это отношение было куда жёстче зимней непогоды.

Доктор путём не осмотрела ребёнка, не стала вникать в мою историю, да ещё сказала о половых органах такого крохи, четырёх месяцев – ЧЛЕН.

Я сильнее прижала к себе Пашу, пытаясь быстрее найти на стоянке нашу машину.

Надо срочно рассказать, что все высыпания на лице сына сродни угревой сыпи в период полового созревания, слишком много женских гормонов прописывали мне во время беременности, так много, что теперь они «выходят «через сына».

Я крутила головой, как волчок, но не понимала, куда идти, где стоит машина.

Я была растерянна, будто заблудилась в своих страхах или мыслях: так сильно ратую за верное материнство, за хорошее питание, за современный подход к воспитанию, пытаюсь все обдумать-продумать, а тут своей трусостью… тем, что боялась искать другого врача, всем этим… В общем, сложно слова подобрать о том, как я виновата.

В кармане завибрировал телефон, точно, можно же было просто позвонить мужу и узнать, где он припарковался, а не ходить несколько минут тут, как слепой котёнок.

Паша довольно улыбался мне, а мне было стыдно, очень стыдно от того, что я, чего уж скрывать, все эти месяцы стеснялась его внешности.

мы приходили с ним в поликлинику, и я с завистью смотрела на ангельски-чистые лица деток рядом, радовалась, тому какие они красивые, завидовала даже.

Возможно, поэтому меня так обидели тогда слова папы при встрече, будто я была внутренне с ними согласна.

Да, я немного стеснялась все эти месяцы фотографировать Пашу, думая, что у него со внешностью большие проблемы. О, боже, какая была дура! Как стыдно!

– Сынок, прости меня! – сказала я свои в третий раз и поцеловала его крепко. – Ты самый красивый на свете. Самый. Смотри, папуля нам машет. Ах ты мой любимыш!

20.05.2014

– Ваша жизнь полностью изменится, – доносился голос у меня между ног.

Я робела, не зная, стоит ли отвечать доктору, сидя на гинекологическом кресле, но всё же пыталась рассмотреть через беременный живот макушку собеседника. – Понимаете, всё перевернётся, вы станете замечать то, Мимо чего ходили каждый день, а тут… опа… вот Оно. Вы начнёте видеть, то что не бросалось ранее в глаза, например, есть ли съезд на тротуарах, наличие подъемов для коляски, игровые комнаты при торговых центрах.

Доктор в предродовой говорила и говорила, глядя мне не в глаза, отчего складывалось впечатление, что она разговаривает не со мной, а только с какой-то определённой частью моего тела.

Тут гинеколог подняла глаза:

– Вот как я сейчас праздную Новый год или день рождения?! – она несколько секунд будто ждала ответа, но я видела ее впервые, поэтому лишь продолжала молчать. – Да никак. С мужем вдвоём посидим с часок и спать идём, чтоб рано утром, ребёнку кашу варить на завтрак. Нет уже состояния внутреннего праздника, да и желания веселиться нет.

Я слезла с кресла и в тот момент мне хотелось закричать:

– ЗАЧЕМ ВЫ МЕНЯ ПУГАЕТЕ! Мне скоро рожать, а вы тут ещё и про то, что праздников в жизни больше не будет.

И вот спустя год после разговора мой первый день рождения в роли мамы, и Мир я вижу сейчас иначе, мысленно убираю потенциально опасные для сына предметы. Причём делаю это, когда захожу в любое помещение, неважно, со мной ли в это время Паша.

А ещё знаю, как мерзко трясёт коляску на тротуарах с щебёнкой, как застревают колёса в снегу, если его не почистить, знаю, что падать на лёд – больно, но когда падаешь на лёд на тропинке, а сверху летит коляска, то сначала страшно, потому что сын может выпасть и удариться, а потом уже больно, а ещё я знаю, что могу спать сидя на полу, можно заснуть, начав есть суп…

Мир точно изменился, но в этом доктор ошиблась – состояние внутреннего праздника у меня осталось, вернее, стало ещё больше, потому что сейчас я радуюсь жизни не только, как взрослая, но и глазами сына.

Задувая вечером торт, я измазалась кремом, и Паша смеялся так заливисто, что мне было неважно, что отмечаем мы втроём дома. Сходить в ресторан с сыном было бы подвигом, на который я второй раз ещё не готова, а прыгать весь вечер, доставая сына из-под столов, не хотелось.

А когда сын уснул мы с мужем сидели прям на полу в кухне, налив розовое вино, и болтали о том, что за год жизнь будто перешли на новый уровень: родился сын, я перестала работать, муж открыл своё дело, и мы оба немного робеем перед неизвестностью, но это ведь нормально и не страшно, если внутри тебя всегда есть ощущение внутреннего праздника.