— Когда он успел? Мы всего ничего здесь? — хмыкаю и сажусь за стол.

— Но видимо успел. Девочку зовут Василина. Так что сдерживай свои собственнические замашки. Никому я кроме тебя не нужна. Прими это, Кирилл, — фырчит зараза.

— Ага, а на сиськи на твои, он просто так пялился, — не отступаю я.

— Может и просто так, — отмахивается Света, и начинает распаковывать пакеты, — а может, ты как всегда, всё себе придумал.

Я встаю, и подхожу сзади, обнимаю за плечи, прижимаю к себе.

— Свет, заканчивай, — рычу уже откровенно.

Какого хрена дразнит? Знает же, что я введусь.

— Ты совсем решила сегодня ноги не сводить? Ты же знаешь, я тебя затрахаю.

— Какой же ты извращенец, — вздыхает она.

— Это мы давно выяснили, зеленоглазая, — оскаливаюсь я и кусаю её за плечико.

Бля, надо уходить, а то точно похерю весь день. С этой заразой, стоит только начать, хер остановишься. А для меня, то, что было только что, так прелюдия, поэтому надо валить.

2.

Вечером меня немного отпускает, особенно когда я вижу, как Валёк, так зовут нашего соседа, прижимает к себе свою жену Людмилу. Маленькая, пышненькая брюнетка, с карими глазами, постоянно смущалась, когда ловила мой взгляд. Я тоже прижимал к себе зеленоглазую, дабы сука, всем было понятно, что она моя.

Вот такой я собственник»! Меня устраивает!

Мы сидим за столом, уставленным помимо обещанных шашлыков, различной снедью. Рядом горит очаг. Круглый, каменный. Валёк оказался строителем, и не без гордости, хвастался всеми постройками, начиная от дома, который он «вот, этими самыми руками» с основания возвёл, и, заканчивая беседкой, в которой мы сидим.

Батя тут же подсуетился, и сразу озадачил соседа, помочь по-дружески с сараем, что завалился уже, и баню всё он хотел расширить. Валёк, помимо, очевидной золоторукости, оказался ещё и дружелюбным, и помочь пообещал хоть завтра. В общем нормальным мужиком он оказался, хоть и пялился на сиськи моей зеленоглазой, но это я уже решил списать на мужской инстинкт, вот потому что, я в свою очередь заценил, что у его Людмилы, тоже всё в порядке с фигурой.

Так что один- один.

Стемнело.

Молодёжь всё порывалась сбежать на озеро, но Людмила запретила дочери купаться по ночам, и Василине, ничего не оставалось, как разочарованно вздохнуть, и остаться за столом. Я то Андрею разрешил, потому что плавал он отменно, да и озеро было чистое, тёплое, и совсем не глубокое.

Мы вот с зеленоглазой исправно его по ночам посещаем, и даже иногда плаваем.

Но вмешиваться в воспитательный процесс я не стал. У меня всё же пацаны, тут девочка. С ними надо деликатнее, тоньше, именно так как я не умел.

Я может, и с пацанами то не умел, это мне просто сыновья такие достались. Толковые, умные, рассудительные. Я очень ими гордился. И если Ромка всё же был ближе к Свете, то с Андреем у нас был полный контакт. Я это понял, когда он мне признался, что очень рад, что мы со Светой не расстались, но должен знать, что если бы я её обидел, он, несмотря на всё уважение ко мне, втащил бы мне. Да вот именно так откровенно, и сказал. Втащил. После этого я его сам зауважал. И честно говоря, понял. Я бы сам себе бы втащил. Толковый парень. Мой сын.

А у Ромки, теперь новая любовь. Баба Нина, моя мать. Она так его обласкала, что он таскался за ней повсюду. Зеленоглазая только завистливо глядела, и печально вздыхала. Но в процесс не вмешивалась, да и я не давал ей скучать, наоборот, находя в этом положении плюсы. Она теперь была не так зависима от сына, а значит, свободна для меня. Да и спал теперь Ромка, только с бабой Ниной. И Света была в полном моём расположении.

Вот и сейчас мать потихонечку его уговаривает, идти ложиться спать, обещает сказку рассказать. Света тоже подрывается помочь. Мать ей не перечит, и они втроём уходят, а я как самая эгоистична тварь, чувствую зависть, и одиночество. Не люблю выпускать её из виду, даже на короткое время.

Валёк следит за мной взглядом.

— Чего не женитесь-то? — спрашивает он, когда Людмила отходит, и они вместе с Василиной прибирают со стола грязную посуду. Андрей тут же вызывается им помочь, и за столом остаёмся мы втроём, я, Валя, и отец.

— Да, я вот тоже говорю ему об этом, — поддакивает отец.

И они оба смотрят на меня, словно я им обязан душу излить.

— А это что-то поменяет? — задираю бровь, и лениво гоняю во рту зубочистку.

— Ну, судя по тому, как ты на неё смотришь, должно, — усмехается Валёк.