— Саш, ну как же не коснётся? — я накрыла его руку, и потёрлась щекой, о шероховатую ладонь.

— Иди лучше ко мне, — хрипнул его голос, и он подтянул меня вверх, вынуждая встать.

Я тут же потянулась к его губам, притягивая сама за шею. Его вкус был солёный, терпким, и мне было мало. Я хотела и дальше исследовать его рот, лаская языком твердые губы, поглощать это разгорячённый аромат, пахнуть им, пропитываться. И застонала, когда он отстранил меня.

— Саш!

— Тш-ш-ш, не торопись, — он погладил моё лицо, прошёлся пальцами по припухшим губам, спустился на шею, и потянул в стороны полы халата, обнажая меня. Я подавилась вздохом, когда его такие нежные пальцы, совсем не нежно накрыли мою грудь, и сдавили соски, выкручивая их. С губ сорвался стон, а спина непроизвольно прогнулась, отреагировав на эту сладкую боль. Я оперлась руками о столешницу, прогибаясь больше, разрешая ему действовать дальше.

— Горячая какая, — бормотал Саша, уже втягивая в рот, острые вершинки, и снова не грамма нежности. Алчно и жадно, до боли засасывая их, вынуждая меня впиваться ногтями в его шею.

— Никогда такой не встречал, никогда, — продолжал он признаваться между укусами и поцелуями, — мы же с тобой, все фантазии пошлые, грязные в жизнь притворяем, а ты смотришь так… наивно, доверчиво, и сама течёшь… хочешь.

А у меня уже и без этих слов кружилась голова, и коленки словно ватные, подгибались. Низ живота простреливал тянущей болью, и я ёрзала, и стонала, прижимала его голову к себе, признавая безусловную истину его слов.

Вдруг он резко меня развернул, скинув халат, и уложил животом на холодную столешницу, прижал в пояснице рукой, и растолкал шире ноги.

— Прости конфетка, ждать больше не могу, — просипел он, и почти сразу я почувствовала вторжение. Неприятное, шероховатое, потому что ещё не до конца увлажнилась, и первые толчки яростные и быстрые, были болезненные, но вырваться не могла, Саша крепко держал меня.

Мои стоны о боли и всхлипы, остались не услышанными. Он словно отбойный молок, вбивался сзади, громко рыча. И я терпела, вцепившись в столешницу побелевшими пальцами, впервые в наших отношениях я терпела.

А потом совершенно неожиданно он вышел из меня, перевернул на спину, и снова навалился.

— Саш, пожалуйста, — шептала я, — мне неприятно…

Вместо ответа, он закрыл мой рот поцелуем, глубоким. Мучительно-сладким, обманчиво-нежным, и я снова поплыла, сама обхватила его за шею, чувствуя, как он входит, уже не так болезненно. Спокойнее и нежнее. Размереннее. Впилась ногтями в его напряжённые предплечья, и потёрлась ноющей грудью, об него. Так мне нравилось больше.

— Лучше? — спросил он, покусывая мою шею.

— Да, — выдохнула, притираясь ближе.

— Будет ещё лучше, — пообещал он, и пальцы его руки сошлись на моей шее, слегка сдавили. Он продолжил наращивать темп, и всё сильнее сдавливал моё горло, так что воздух я втягивала со свистом. Всё вокруг плыло. Всё чувства обострись, сосредоточились на месте нашего соединения. Мне было страшно, и в то же время волнительно от этого страха. От тонкой грани, на которой мы балансировали. Я распахнула глаза, втягивая воздух, со свистом, и вонзилась в его сжатые пальцы, ногтями, не в силах совладать со свои инстинктами, которые вопили об опасности. Впилась слезящимися глазами, в его напряжённое лицо, а он продолжал вбиваться всё быстрее, и в его глазах нарастала такая чернота. Пот, выступил на лбу, и рот изогнулся в хищном оскале. Он смотрел остро, черно, жутко, словно не трахал меня, а жрал, отрывая большие куски от плоти. Сегодня определённо я узнала его темную сторону. Мне бы только выжить после этого.

Когда я забилась в агонии, от нехватки кислорода, тело вдруг прострелило такой яркой вспышкой, таким током пробило все конечности, и сошлось в одной конкретной точке, а оттуда стали разноситься волны яркого кайфа, захватывая всё моё сознание, затуманенное, заморённое, и обострённое. Меня выгнуло от разрядки, так что затрещали кости. Пальцы на моей шее расслабились, и я смогла вдоволь кричать, хоть и выходил хриплый сип. Мы кончили одновременно. Одновременно феерично, и опустошающее. Так что, не могли ещё долго придти в себя, восстановить бешеный пульс. Лежали, синхронно обмениваясь хрипами, и облегчёнными стонами, и дробью сердец, которые бились в унисон.

Это был обжигающий опыт. Не знаю, может, Саше это было нужно, но больше такого между нами не происходило. Словно он выплеснул в этот раз всю свою тёмную энергию. Да я бы и не хотела больше такого, хотя разрядка была настолько сильной, что я весь день ходила, под впечатлением.

Я помогала накрыть на стол, помогая суетившейся тёте Оле.

На её юбилей собралось много народу, и в её скромной квартире, в гостиной, стало тесно, от двенадцати человек, не считая нас. Наготовила она, как на две войны. Мы только и успевали, сновали с ней с кухни, в гостиную, возвращаясь с новыми блюдами, пока гости, основная масса, женщины, преподаватели из её школы, рассаживались, обменивались новостями, и хвалили каждый раз хозяйку, и попутно расспрашивая меня, про жизнь молодую.

Я отвечала стандартно, что всё у меня хорошо, потому что боюсь, что у присутствующих здесь дам, моя откровенность, что я живу с двумя мужчинами одновременно, не вызвала бы одобрения. Поэтому всё у меня хорошо. Да и после развода тоже хорошо. Да работа моя тоже хорошая.

У нас и вправду всё было хорошо. Наладилось.

Кирилл как-то сам успокоился, перестал рычать. Саша перестал смотреть хищно, ловя каждый мой жест. Между собой они общались тоже спокойно и свободно. Всё вернулось на круги своя. И меня это не могло не радовать. Меньше всего мне бы хотелось разлада между ними. Хотя в душе осталась горечь, от того дня, от безответных вопросов, от глупых догадок, и не менее глупых надежд.