Он встал рядом с Хрящом, вглядываясь в черную воду, не заметив, как нахмурился дрессировщик, услышав его хмыканье. — Свет сюда, — рявкнул сургач, — и невольники торопливо подошли к чану для кормления хищных рыб. Низкие своды и стены подземелья осветились ярче, обнажив всю мерзость этого места. — Ниже! Держать ровно! — приказал сургач стоящему рядом истощенному юноше, и тот вытянул над водой тяжелый факел, дрожа от усилий и страха. Повинуясь жесту сургача, одна из женщин просунула через решетку несколько крупных, истекающих бледной кровью кусков рыбы.

— Гонатус, крак или исполинский сквид, — начал свой мрачный урок сургач, — хищник свирепый и стремительный, — при атаке не уступит акуле. Но поначалу он не суетится, не рыскает, нарезая круги вокруг жертвы, а лениво подстерегает добычу, неподвижно зависая на глубине. Можешь задать вопрос, порх…

— Но ведь даже больших моллюсков пожирают и мурены, и акулы, господин, — осторожно возразил Бренн, — значит, сквида легко убить.

— Не трудно убить обычных мягкотелых сквидов, навроде кальмара или осьминога… А вот иглозубых краков из Абиссая другие хищники обходят стороной — даже их детенышей, у которых шкура покрыта ядовитой слизью. Если дура-акула вырвет кусок из тулова крака-недоростка — ее парализует. Не насмерть, понятное дело, но двигаться она некоторое время не сможет, и этого времени хватит на то, чтобы она просто-напросто задохнулась и утонула. А у взрослого сквида тулово, как броней, покрыто прочной зубчатой чешуей — ее и ножом пробивать замучаешься…

Куски приманки тонули, пятна слизи и крови растекались по воде, и через несколько секунд из черной глубины стало медленно всплывать вытянутое трехметровое белесое тулово. Сквид поднимался не спеша. Под бледной пупырчатой шкурой с синюшными разводами подрагивали мускульные тяжи. Особенно безобразной выглядела огромная голова, размером в половину всего туловища. Прямо на голове вокруг широкого клюва росли мясистые «руки» — толстые чешуйчатые щупальцы. Тварь действительно напоминала помесь спрута с кальмаром, только ее размеры, прочность шкуры, и, как подозревал Бренн, — способность убивать, намного превосходили возможности остальных головоногих моллюсков.

— Эта древняя рыба — серьезный хищник, — разъяснял Хрящ, — и весьма хорош для игр с кортавида-ныряльщиками.

Глаза сургача блестели, он явно восхищался монстром. По всей длине щупалец тянулись серые пятна присосок величиной с детскую ладонь, усеянные по краю мелкими «зубами». Между присосками торчали, похожие на когти, роговые крючья. Движения змееобразных «рук» и безобразная голова твари вызывали и страх, и гадливость.

Позади рук на голове сквида Бренн увидел два торчащих выпуклых глаза, затянутые мутной пленкой. Один — небольшой, — с кулак, другой огромный — с голову пятилетнего ребенка. Чудовищный глаз неожиданно мигнул, выглянув из-под пленки и уставился прямо на Бренна, наливаясь холодной злобой и сверля его жутким потусторонним взглядом. В голове сильно задергало, и он с трудом оторвал взгляд от кошмарного глаза.

— Сколько рук видишь? Отвечай! — неожиданно рявкнул Хрящ.

— Восемь, господин…

— Недоглядел, порх. То-то и оно, что десять, — усмехнулся наставник, — как у всей его бесхребетной головоногой родни. Этот парень отлично вооружен и прячет под брюхом пару длинных и цепких ловчих щупалец. Пускает в ход и крючья, и присоски, зажимая жертву… Смекаешь, что тебе предстоит?

Бренн смекал, глядя на отвратную морду будущей смерти.

— Сейчас его рыло получше разглядишь… А ну тащи тушку побольше, — приказал он невольнику, и тот приволок маленькую песчаную акулу с разрубленным пузом.

— Протискивай приманку, но не отпускай, чтоб не потонула — держи крепче у самой решетки! — велел сургач, и подтолкнул Бренна: — Встань ближе к порху, — увидишь, как сквид атакует.

Раб пропихнул тушу через ячейку в решетке. Чтобы удержать тяжелую рыбину, ему пришлось животом лечь на закраину бассейна, опершись локтями на железные прутья. В воду потекла акулья кровь и кишечная слизь, повалились ошметки требухи. На белесом тулове плотоядного моллюска стали проявляться багрово-лиловые пятна, а мускульные тяжи активней зашевелились под шкурой. Сквид почуял настоящую еду.

Теперь Бренн хорошо видел конусовидное тулово с мощными треугольными плавниками ближе к хвосту. Вокруг головы крака судорожно пытались раскрыться «руки», соединенные у основания толстой кожистой перепонкой. Но бассейн-кормушка был слишком тесен, и зверь ярился, взбаламучивая воду и окатывая ею людей, стоящих над решеткой.

Бренн почти пропустил начало атаки. Он лишь моргнул, а хищник уже выбросил из-под брюха ловчие щупальца. Одна грязно-серая «ладонь» ухватила акулью тушку, другая — выметнувшись между прутьями решетки, присосалась к шее склонившегося над решеткой порха. По щупальцу прошла волна, рывок — и раб ударился лицом о решетку, но кричать не мог, — только хрипел, придушенный сквидом. Из сломанного носа в воду закапала кровь.

Изогнутые челюстные пластины мощного клюва раскрылись, раззявив пасть размером с человечью голову. Из нее вылез мясистый багровый язык, усыпанный рядами мелких острых зубов. Ощущая вялость дохлой акулы, крак не спеша подтягивал ее к пасти, одновременно дергая за шею скулящего порха — трепыхание и кровь живой добычи манила его гораздо сильней. Сургач с бесстрастным интересом наблюдал за поведением сквида, не обращая внимания на хрипы бьющегося раба, который безуспешно боролся с душащим его мясистым «удавом», тщетно царапая его ногтями.