Вошел в кабинет тучный секретарь Елагин:

– Ваше величество! Генерал-прокурор князь Вяземский просить принять его по срочному делу.

– Жду с нетерпением, – сказала императрица, а сама подумала: как не вовремя он пришел, хотя знала, что наступило время приемов государственных служащих, а генерал-прокурор Вяземский никогда зря не придет. Тем более что он соединял в своем лице и министра юстиции, и министра внутренних дел, и министра финансов, и начальника тайной полиции.

Князь Александр Алексеевич Вяземский торопливо вошел в кабинет с папкой бумаг, низко поклонился с традиционным приветствием, сел по ее приглашению в кресло напротив и заговорил:

– Ваше величество! Как вы помните, яицкие казаки уже несколько лет жалуются то на Военную коллегию, то на графа Чернышева, то на собственных губернаторов, а в конце прошлого года появился донской казак, который объявил, что он бежавший из-под стражи император Петр III, скрывавшийся несколько лет среди друзей, вокруг него – яицкие казаки и прочие недовольные бунтовщики.

– Ведь я слышала, какого-то донского казака-бунтовщика арестовали, посадили в острог.

– Бежал Емелька Пугачев, чувствуется, он смелый и отважный, ведь он воевал и в Семилетнюю, и два года воевал в Русско-турецкую войну. А получилось очень просто. В июле прошлого года он попросил у своего тюремного начальства возможность собирать милостыню, ему разрешили в сопровождении двух вооруженных солдат, и, когда они вышли, увидели на одной из главных улиц Казани тройку лошадей с телегой. Как только они подошли к тройке, донской казак ударил одного из солдат, вместе с другим стражником запрыгнули в телегу и на тройке умчались. Оказалось, к яицким казакам.

– С яицкими казаками давняя история. Мне докладывали, что взбунтовались они, туда послали для усмирения солдат.

– Послать-то послали, но вокруг казанского колодника собралось много казаков и беглых людей, отряды, которые посылал губернатор, не выдерживали стычки с казаками, а многие переходили на сторону самозванца, который присвоил себе имя покойного императора Петра III. Башкирцы, татары, калмыки, чуваши, мордва, черемисы, господские крестьяне отказывались подчиняться губернскому начальству и перебегали на сторону казанского колодника, а побежденных офицеров и губернских чиновников беспощадно вешали.

– Оренбургская и Казанская губернии оскудели своими войсками, ведь сколько мы отобрали у них преданных империи солдат и послали их в Турецкую кампанию, в Польшу и когда зашевелились шведы. Надо послать помощь… – задумчиво произнесла императрица.

– Военная коллегия давно следит за этими бунтовщиками, но то, что они посылают, – недостаточно, мятежники обложили Оренбург; отряды Кара, полковника Чернышева, генерала Фреймана разбиты, а полковник Чернышев повешен. Губернатор ведет нелепую пропаганду, дескать, Емельян Пугачев наказан кнутом, а на его лбу знак разбойника. Мятежники хохочут, не видя на лбу Пугачева никакого воровского знака. Но все это как бы прелюдия к нынешним событиям, в городе голод, недавно, 13 января сего года, губернатор Рейнсдорп собрал свои части под командой Корфа, Наумова и Валленттерна и ранним утром бросил на полчища самозванца, но тут же был окружен многочисленным врагом, в завязавшейся схватке эти части были разбиты, около четырехсот были убиты, к тому же потеряли и пятнадцать орудий. А мятеж захватил чуть ли не весь Заволжский край, повсюду идут казни офицеров, дворян, помещиков.

– Я так и знала, что ты пришел неспроста, события 13 января и голод в Оренбурге – это серьезное бедствие. Военная коллегия предложила, а я утвердила широкие полномочия генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова с крупным отрядом. Возможно, он уже выехал из Петербурга.

– Да, государыня, он уже прибыл в Казань, произнес страстную речь среди чиновников и дворянства, началось формирование рекрутских отрядов.

Князь Вяземский понял, что дело устрашения самозванца поставлено на широкую ногу, откланялся и удалился.

А Екатерина Алексеевна снова вернулась к своим текущим делам. Как бы ей хотелось поскорее начать мирные переговоры с Турцией, не может она воевать с турками и одновременно посылать войска против казанского колодника, возомнившего себя императором Петром III. Неделю тому назад она направила фельдмаршалу Румянцеву письмо, в котором утвердила план кампании на 1774 год, разработанный фельдмаршалом, согласна, действительно надобно переправить достаточный корпус за Дунай и ударить вдруг или порознь на Силистрию и Варну. Кроме того, ссылаясь на смерть султана, дала указания к быстрейшему заключению мира на достойных основах. Фельдмаршал готов к переговорам, но турки не торопятся. Тем более что ужасное наводнение потопило и дороги, и поля, и целые селения, так что курьеры генералов с донесениями вместо одного дня задерживаются непреодолимыми препятствиями больше недели, порой донесения генералов устаревают. А весть о том, что турки настаивают на возвращении Молдавии и Валахии при заключении мирного договора, плохая новость, и если возвращать туркам эти княжества, то только при условии прежней автономии, которая существовала в начале нашего века. Прав фельдмаршал, что, услышав такие вести, местное население перестанет так благожелательно относиться к русским войскам.

Вновь постучали в дверь, вошел кабинет-секретарь Олсуфьев с графом Захаром Чернышевым, который с низким поклоном подал решение Военной коллегии для Петра Александровича Румянцева о расписании войск на кампанию 1774 года.

– Наконец-то составили, а ведь реляция фельдмаршала была прислана уже давно. Как любят мои кабинетные генералы тянуть с бумагами, – недовольно перелистывая листки решения, говорила Екатерина II. – Ну да ладно… Пора ему выводить свои войска с зимних квартир, шестой год идет война, нужно добиваться мирных переговоров. Два генерал-поручика и четыре генерал-майора в отпуске, надеюсь, к ним уже отправлены мои указы, чтобы в мае месяце они уже были у генерал-фельдмаршала, не сомневаюсь, что выполняются и остальные мои указания о возвращении в армию и надобных предметах для ведения войны… Вы, Захар Григорьевич, опытный в военном деле человек, больше десяти лет вице-президент Военной коллегии, предупредили генерал-аншефа Александра Глебова, генералов фон Бауэра и Николая Дурново о неукоснительном выполнении всех императорских указов? Переходим в наступление, фельдмаршалу нужно все необходимое для войны…

– Все предупреждены, государыня, также приказано генералу и кавалеру Григорию Григорьевичу Орлову позаботиться об артиллерии и о посылке снарядов. Все будет выполнено без наималейшего упущения времени.

– А положенное число донских казаков?

– В войско Донское послана грамота. Получен ответ, что донские казаки готовы к отправке в войска генерала-фельдмаршала.

– Ладно, с этим делом покончено, будем ждать от фельдмаршала новых известий. Особенно о мирных переговорах.

Как только ушли Олсуфьев и Чернышев, Екатерина Алексеевна второпях дописала письмо Григорию Потемкину, попросила его отправить с курьером, надеялась прогуляться и отдохнуть, но стоило подумать о фельдмаршале, как мысли закрутились вокруг братьев Румянцевых, которых надо отправлять за границу для учебы. Как удивительна судьба близких ей людей… Кто бы мог подумать, что судьба Николая Румянцева, недавно ставшего камер-юнкером и введенного в заседания Эрмитажного клуба, так тесно будет сплетена с бароном де Гриммом, с ландграфиней Каролиной Гессен-Дармштадтской, с Фридрихом II… Каролина прославилась своим умом, блестящим образованием и обаянием, она написала сотни писем знаменитым людям Европы, переписывалась с Вольтером, с французскими энциклопедистами, со всеми герцогскими дворами. Говорят, что переписка у нее осталась громадная, есть ее письма и у Екатерины II, российской самодержицы. Ведь она – мать великой княгини Натальи Алексеевны, Павел Петрович, наследник, по-прежнему, как в первые дни после свадьбы, теряет голову от ее обаяния и ума.