Вы обе оглядываетесь вокруг, Ольга вскакивает, на искусственном камине, обмотанный декоративной лентой, стоит подсвечник. Она разматывает его и машет лентой в воздухе:

— А дальше?

— Связывай концы, вставляй пальцы, большой и указательный, веревка должна быть натянута, у тебя получится прямоугольник, — Ольга тут же запутатывается, ты смеешься: — Давай покажу!

Ты берешь у Ольги петлю и показываешь ей несколько переплетений и движений.

— У тебя складывается узор, видишь? Представь, что веревочка невидимая, а на ней висят колокольчики…

— И Творец услышит звон? Даже через Купол? — спрашивает Ольга. Игра увлекает Ольгу, она медленно, но вполне успешно, создает переплетения.

— А долго придется тренироваться? А как я узнаю, что получилось?

— Тренироваться нужно долго, ты должна выполнять эти движения автоматически и обязательно синхронно, двумя руками.

— То есть стрелять и колдовать одновременно нельзя? Жаль!

Ольгин терминал громко звякает и ты вздрагиваешь. Ты не видишь сообщение, но понимаешь по ее лицу, что случилось что-то плохое. Детектив опускает глаза и долго молчит.

— Нашли тело, — говорит Ольга.

Неопределенность закончилась и ты испытываешь облегчение.

Решение принято за тебя.

У человеческой памяти есть свойство запоминать звуки или запахи, а к ним в довесок идет назойливо чувство или событие, это похоже на симбиоз, одно всегда цепляет другое и тащит его, и тащит за собой во времени и пространстве. Память колодца устроена более рационально и последовательно, там всегда все стоит на своем месте, как в библиотеке. Твои воспоминания о нем не перескакивают с пятилетнего на пятнадцатилетнего, а идут строго друг за другом, как на пленке. С каждым кадром, независимо от тебя, он изменяется, учится, совершенствуется.

С ним случалось все, от чего ты не могла его защитить — менялись зубы, менялась чешуя, он учился сначала охотиться на живую добычу, а потом, как человек, есть мертвую пищу. Учился правильно дышать и видеть, иногда по ночам вы поднимались на крышу и слушали город. Ты научила его читать книги. Придумывала ему сказки на ночь, рассказывала о мире и о людях, хотя знала, что он никогда не вспомнит об этом.

Среди этих историй были и сказки о земле, о далекой, голубой планете, в которую он не верил, о далеких звездах, где когда-то жили люди, об огромных кораблях, на которых они отправились искать себе новый дом. Большего всего он любил слушать о том, как сложно и трудно давался людям звездный океан, как много опасностей таила его черная пустота, заполненная до краев невидимым человеческому глазу веществом.

Он никогда не плакал. Смеялся редко. Злился, когда не получалось. Не просил помощи. В переходный период вы долго и трудно учились кусать и впрыскивать яд. Для этого лучше всего подходила рыхлая раппа, которую ты ввозила в Латирию контрабандой.

Самой большой ошибкой было привезли его в Адар, на каникулы. Ты читала лекции в Адарском университете и решила взять его с собой, вы поселились в научном городке при биологическом факультете, на краю охотничьих угодий и Фархаду там настолько понравилось, что ты с трудом увезла его обратно.

Среда имеет знания, если ты хищник.

Сейчас от хищника в нем не осталось ничего.

Особенно в глаза бросается худоба и ввалившиеся щеки. Тело висит все в той же позе спасителя, распятого на кресте. Кроме мертвых змей внутри тела, есть и живые. Они перепутались в клубок у изножья креста и предупреждающе гремели хвостами-трещотками. Чтобы никто не пострадал, крест и ступени огородили полем и вызвали серпентологов.

Ты знаешь, это завершающий акт пьесы.

Тот, кто все это придумал, выбрал красивый, трагический финал. Ты, в теле человека, одинокая и свободная стоишь на фоне креста, с которого на тебя смотрит он — спасенный во веки. Нечего добавить, лишь то, что для каждого свобода выглядит по-разному, как и истина.

И как и прежде, она никому не нужна.

Вокруг креста из земли прорастает старая церковь Единого, построенная еще на заре первого колониального столетия, она пропитана трещинами изнутри и кое-где ее поддерживают костыли из металлических лесов.

— Анна, нас просят уйти, — говорит Ольга, ее голос эхом отдается под сводами. Там, в вышине, бьют крыльями и пищат в темноте летучие мыши. Старые боги любят темноту, им есть что скрывать.

— Эксперты приехали, — добавляет Ольга и берет тебя по руку, вы медленно идете к выходу, туда, где светит солнце.

От участия и мягкости в голосе Ольги тебя тошнит.

Твоя ложь лишь добавляет художнику величия, которого он не заслуживает. Тебя заманили в лабиринт, а в нужных местах расставил знаки дорожного движения, чтобы ты знала, куда сворачивать.

Тело Лавии Амирас так и манило с той больничной койки и ты оказалась предсказуема, когда поставила на него свою печать. Именно тогда ловушка захлопнулась первый раз. Самая идеальная ловушка, это когда жертва сама хочет оказаться внутри. И ты хотела. Ты цеплялась за жизнь, которую сама выбрала. За память последних пяти сотен лет, с которыми так трудно расстаться. Ты нарушила правила, когда выбрала этот путь. По закону Творца и конфигураций ты должна была сразу отправиться в зал упокоения ратхи и сдать оболочку Лавии на переработку, а сущность вернуть обратно в круг перерождений.