Шрифт:
Эпоха Шераа ат Каддар, тех, кто вышел за Предел плоти и вернулся, подходила к концу, но она не хотела уходить. Этот мир принадлежит Изначальным, они создали его и она не собиралась никому уступать свое место. Ее корни помнили Единение, Белую Эру, три тысячи лет истории этого мира, три волны колонистов и множество бессмысленных войн, но сама она забыла о главном, когда-то и она была человеком. Всего лишь плоть и кости, капля веры и бесконечное упорство. Но здесь и сейчас дно колодца казалось невероятно далеким, как сон, а все те, первые люди, прилетевшие строить на этой планете новый дом, давно уже были не люди. И только ветер все так же шуршал песком — аль-кхан, аль-кхан.
Творец сохраняет всех, даже тех, кто об этом не ведает.
Не сон и не явь, всего лишь Тень, будто эхо брошенного в колодец камня, это была ты и не ты, черта давно проведена, но иногда ты словно заплутав, останавливаешься на развилке, а что если заглянуть туда, всего на мгновение, посмотреть на мир ее глазами…Она оставила тебе память и ключ, но сейчас ты не может отыскать его, ты стоишь в кромешной темноте и не единой искры не нарушает ее совершенства. Как такое может быть? Ты жаждешь боли, но она не приходит.
— Ты можешь просто сказать мне, там она или нет? — раздается голос Ольги. — Я тут сижу и жду, пока она проснется, а может и ждать нечего!
— Проснется, — говорит голос Гедды и ты слышишь печаль, глубокую, как колодец его памяти. — В человеческой оболочке очень трудно просыпаться. Скажешь ей, что я ушел к ратхи, нужна информация из Инкубатора, она поймет. И присмотри за ней, она сейчас очень уязвима.
— Уязвима? — смеется Ольга. — А ты смешной. А косички эти на бороде, ты сам заплетаешь?
Раздается смех и ты слышишь как с шипением закрывается гермодверь.
После слуха просыпается обоняние и ты чувствуешь запах антисептика и озона. Значит ты не в больнице, а в доме на Золотом бульваре. Видимо это Гедда перевез тебя. Очень яркий свет льется из окна, солнце над воздушным океаном давно в зените. Ты открываешь глаза и все превращается в мешанину света и тени, краски вокруг черно-белые, ты несколько раз моргаешь, прежде чем возвращается нормальный спектр. Боль не приходит.
Ты кладешь руки на грудь и ничего не чувствуешь. Смотришь и не видишь.
— Ну слава Единому, проснулась, я уж думала все, одной это дермо разгребать придется! — говорит Ольга и садится на край кровати. — Воды хочешь? Что там полагается воскрешенным? После кондиционирования причащают, а у вас как принято отмечать начало новой жизни?
Ольга изо всех сил пытается шутить.
Ты смотришь на белую, ровную кожу на груди и животе.
Королевской печати нет.
Ты здесь, а ее нет.
— Анна, ты слышишь меня? Издай пару звуков, пожалуйста, а то твоя новая оболочка почти восемь лет пребывала в коме после аварии, может она и говорить разучилась? Я навела справки про Каролин Леер и знаешь, жаль девочку, только университет закончила, да еще с отличием, только нашла работу и вдруг все кончилось. Таксист, который ее вез, умер прямо в кабине от инсульта, флаер упал с пяти метров на крышу магнитной парковки, вот это я называю невезением. Она — единственная дочь, мать с горя ушла в религию, традиционалисты таких, убитых горем, очень любят, высосали из нее все сбережения. Девочке то никак нельзя помочь? Ну как ты мне помогла… Анна, поговори со мной!
Ты снова заглядываешь в черноту колодца, а потом оглядываешься вокруг себя. Солнце заливает комнату. Под пальцами мягкий шелк постельного белья. Ольга смотрит на тебя. Карие глаза полны беспокойства.
— Первый закон конфигурации, — говоришь ты. — Оболочка всего лишь материя, ее можно изменять. Тело способно автономно существовать и после того, как сущность его покинет. Это простая механика. Все что касается наполнения, сущности Творца и памяти колодца, не в моей власти. Могу только помолиться за нее.
— Иногда я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, — с облегчением улыбается Ольга.
Ты с трудом приподнимаешься и садишься на постели.
— Ты сказала восемь лет?
— Да, а что?
Ты трясешь головой. Сигареты, деньги, карты, документы, все, что ты нашла в том шкафу не могло лежать там восемь лет. Кто-то знал, что ты захочешь подстраховаться и поймал тебя на крючок.
Пустота на груди тому подтверждение.
— Где тело Лавии Амирас?
— Ты хотела сказать, где то, что от него осталось? — отвечает Ольга. — В морге скорее всего! Я сначала позвонила твоему лохматому другу, как он просил, а только потом Гереро, он кстати, меня отстранил! Выгнал и велел сидеть тихо и не рыпаться. Я так без работы скоро останусь. Что вообще это такое было?