От его слов и прикосновений мои щеки стали красными, а в голове пронеслись шальные мысли о том, что даже сейчас я не знаю Карата! Не знаю, насколько откровенным и честным он может быть! Как умеет сдерживать свое желание, чтобы только у нас были эти волшебные мгновения рядом друг с другом.

Возможно, сейчас обстановка вовсе не располагала к безумству и похоти, но эта его нежность и сдержанность ради того, чтобы я была рядом с ним без боязни и оглядки на семью, привязывали к нему лишь еще сильнее, делая беспомощной перед ним и этим нереальным обаянием истинного зверя.

Он не касался меня слишком настойчиво, даже если в его глазах я видела тот ядовитый огонь, от которого перехватывало дыхание в желании получить всё сполна.

— Попробуй, это не похоже на вино, — он налил в свой бокал, поднеся к моим губам, и я отпила, тут же закашлявшись и сморщившись:

— Что это?

— Текила. Мексиканская водка.

Он допил остаток, откидываясь корпусом назад и тяжело прикрывая густые черные ресницы, но продолжая легко обнимать меня за бедра.

Я впервые почувствовала это в нем.

Усталость.

Увидела синяки под глазами и с содроганием вспомнила слова папы о том, что Карат никогда не спит. И даже если я пыталась откинуть мысли о том, что свои бессонные ночи он коротал в том ужасном клубе в компании женщин, в груди стало больно от того, насколько Карат был одинок.

— Идем, — я поднялась с него, потянув осторожно за руки, понимая, что моей силы не хватит, если он не захочет встать сам, но Карат повиновался на удивление быстро и молча, только в глазах сверкнули интерес и азарт, когда я легко толкнула его на кровать, заставляя лечь. — Пришло время спать.

Он ждал от меня явно не этого, в какую-то секунду застывая, словно не мог поверить в то, что услышал. Но я была настроена решительно, а главное — была серьезна: я хотела, чтобы он просто поспал. Хотя бы эту ночь! Чтобы перестал думать, взвешивать, планировать и дал своему бедному мозгу выходной.

— Вы доверяете мне?

Я легла рядом с мужчиной, положив ладонь на его горячее мощное плечо и глядя в глаза, в которые не могла проникнуть и постигнуть эмоции внутри них, как бы сильно этого ни хотела.

— Да.

В груди разлились тепло и какой-то необъяснимый трепет от того, что он ответил искренне и серьезно, не задумываясь и не пытаясь юлить, чего я от него, честно говоря, не ожидала.

— Тогда я клянусь вам, что не позволю никому приблизиться и прервать ваш сон.

Мне кажется, Карат был слегка в шоке.

Смотрел на меня и словно впервые не знал, что мог сказать в ответ, наконец медленно кивая и не сопротивляясь, когда я повернула его на бок, чтобы самой вытянуться за его спиной. И обнять сзади.

Я ощущала всем телом, насколько он напряжен.

И дело было вовсе не в возбуждении, хотя оно и витало над нами едва осязаемым особенным ароматом двух тел, а в том, что Карат отучился спать.

Вот такая простая и жуткая истина.

Он отучился доверять, верить в то, что есть люди, способные прикрыть его спину.

Способные его любить.

Способные верить ему и искренне дорожить тем, что он рядом.

Он был чужим даже для собственной семьи, и иногда мне казалось, что, кроме папы и Сумрака, едва ли кто-то понимал, насколько много он делал для нас, не требуя ничего взамен и не делая из своих поступков шоу. Как истинный серый кардинал, он предпочитал всегда оставаться в тени, наблюдая и радуясь где-то очень глубоко в себе.

— Закрывайте глаза. — Я подалась вперед, заглядывая в его лицо через плечо и мягко касаясь кончиками пальцев его век, словно учила заново делать такие простые действия, которые никого не вводили в ступор, как Карата.

Он повиновался и в этот раз, замерев, даже если дышал ровно и спокойно.

Но напряжение никуда не уходило, он просто продолжал лежать с закрытыми глазами, и только.

— Когда я была маленькой и узнала, что папа мне не родной, то сразу не могла принять эту новость, — тяжело было решиться говорить откровенно, особенно с ним, но я сделала этот шаг осознанно, чтобы таким образом отблагодарить за то, что он был откровенен и честен со мной. — И хотя никто меня не обижал и не говорил о том, что я лишняя, а моя сестра была из рода Бурых, я не могла спать, постоянно думая о том, что было бы, если бы меня нашел родной отец. Если бы увидел меня. Смог бы он меня полюбить и принять так, как полюбил и принял наш папа? Те ночи казались мне бесконечными и ранящими. Луна чувствовала всё, что творилось внутри меня, и каждую ночь приходила, чтобы просто быть рядом. А еще она пела колыбельную, от которой я успокаивалась и засыпала, видя во снах только маленького упрямого белого мишку, что не давал спать своим родителям…

Карат молчал, а я, поборов свое смущение и стыд, запела эту самую колыбельную. Для него.

Я пела тихо и сначала сбивчиво, поскольку слышала, КАК умеет петь сам Карат, и понимала, что до его уровня просто нереально добраться, но, почувствовав отклик его тела, воспрянула духом и больше не боялась, что ему может не понравиться.

Было что-то волшебное и трепетное в том, как под моей ладонью его тело постепенно расслаблялось. Очень медленно и почти робко.

Мышца за мышцей, которые хотелось гладить и массировать, чтобы только Карат смог выдохнуть протяжно и облегченно, погружаясь в спасительный и такой необходимый сейчас сон.