Я вышел из очереди, нашел Вику глазами, кивнул и мысленно сплюнул от досады. На лице у девчонки было написано абсолютное счастье, за него можно было смело присудить Оскара. Два раза. Один – за лучшую актрису, Другой – за выдающиеся спецэффекты. Знать бы еще, что она думала в этот момент на самом деле? Хотя, зачем? И так ясно, что ничего хорошего.

– Иди сюда!

Вика эффектно вытянулась на мысочках и помахала рукой. Картинно, так чтобы видели все. Ее и без того короткое платье задралось неприлично высоко, обнажив соблазнительные ноги почти до самых трусов.

Сзади кто-то восхищенно прицокнул. Теперь все смотрели на меня. Я же чувствовал себя под этими взглядами полным идиотом. Кожей ощущал мужскую зависть. В воздухе витала коллективная мысль: «Иди, счастливчик. Ну что же ты стоишь?» Пошел, куда деваться? Только общего восторга разделить не смог. Вика бесила.

Она тут же подхватила меня под руку и высказала укоризненно:

– Олег, ну сколько можно тебя ждать. Я уж думала, что ты совсем не придешь!

В словах ее прозвучал укор. Такой натуральный, что кроме меня никто не почувствовал фальши. Оставалось только восхититься. Артистка, настоящая артистка. Интересно, как дальше сложилась ее судьба? Помнится, в кино ее я так и не увидел.

– Здравствуй, Вика, – сказал я как можно равнодушнее.

Ей мои слова снова не понравились. Она слегка отстранилась, держась обеими руками за мой локоть, нахмурила брови.

– Я не поняла, ты что не рад?

Хорошая мысль. Правильная. Тут уже я усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

– Тебе сказать честно?

Вика наклонила голову на бок, оглядела меня, как редкую зверушку, пришла к какому-то выводу и милостиво разрешила:

– Не надо, все равно ты соврешь. Вы мальчишки всегда врете.

Здесь она, конечно, слукавила. Мы с ней прекрасно знали, кто из нас двоих врет. Но оставим выяснение отношений на потом.

Вика снова уцепилась за меня, прижала к себе, объявляя всему миру, что я ее собственность, и замолчала. Я тоже не спешил вести диалог.

Очередь шла быстро. Я, незаметно для самого себя, оказался почти у самого окошка. И снова испытал чувство ностальгии. Киоск по периметру был занавешен изнутри белыми шторками. В СССР такие шторки были повсеместно. Канули в лету они в начале двухтысячных, когда крохотные ларьки начали заменять павильонами, нарядными, ярко освещенными.

Между шторкой и стеклом красовались упаковки – образцы того, что было сегодня в наличии. И думается, образцы эти менялись не часто. Я с любопытством вгляделся. Томатного, к счастью, не было. Зато первым стояло мое любимое – плодово-ягодное. Цена в семь копеек за штуку приятно грела душу. И я решил взять себе два.

Рядом «фантики» от эскимо, крем-брюле, пломбира в вафельном стаканчике и неизвестного мне мороженого с таинственным названием «Каштан». Я порылся в недрах памяти, пытаясь вспомнить что-то подобное. Помогло слабо. Никаких проблесков. Цена на него была и вовсе небывалая – целых двадцать восемь копеек. И я решил, что вполне без него обойдусь.

– Что вам, молодые люди? – Продавщица казалась усталой и недовольной. Хотя с чего бы? Рабочий день только начался.

Вика молчала. Мне пришлось говорить первому:

– Два плодово-ягодных, пожалуйста.

Краем глаза я заметил, как девчонка поморщилась. Ну и пусть. Ее мнение меня волновало меньше всего. А угощать я все равно никого не собирался.

– Пожалуйста, – передо мной появились два картонных стаканчика, разрисованных ягодками.

Продавщица подвинула еще один с деревянными палочками. Я протянул руку и выудил одну.

– Четырнадцать копеек, – сказала она.

Моя рука полезла в карман за деньгами. Но тут снова влезла Вика. Она словно невзначай оттеснила меня от окна и проговорила туда:

– А мне эскимо.

Эскимо? Вот как! Это было просто потрясающе. Меня снова хотели использовать. Откровенно, в наглую, бесцеремонно. Я обернулся к ней и спросил прямо:

– А платить за тебя кто будет?

Впрочем, мог бы и не спрашивать. Ответ был известен заранее.

В окошко протянули эскимо. Вика его небрежно взяла, надорвала обертку и откусила уголок. Потом прищурилась, прильнула ко мне и проворковала в самое ухо:

– Сэр Олег, я была о тебе лучшего мнения, не стоит меня разочаровывать.

Я отодвинулся от нее. Хотел объяснить, что обо всем об этом думаю, но не успел.

– Мальчик, ты платишь или нет? Не задерживай очередь, – с осуждением сказала продавщица.

Я сжал губы и протянул в окошко рубль. В конце концов от меня не убудет. Одиннадцать копеек не слишком большие деньги. Будем считать их платой высшим силам за мое сюда возвращение, за возможность все сделать иначе. Но тебя, Вика, ждет серьезный разговор. Если ты, конечно, вообще способна понимать слова.