–  Что глаза выпучил? Трубки, что ли, не видал?
– полунасмешливо произнес Захар, обращая впервые соколиные глаза свои на собеседника, который с какой-то особенною хвастливою лихостию работал веслами.

–  Как не видать! Хоша сам не пробовал, что за трубка за такая, а видал не однова, - возразил словоохотливо Гришка, продолжая грести.
– У нас, вестимо, в диковинку: никто этим не занимается; знамо, занятно!.. У тебя и табак-то, как видно, другой: не тем дымом пахнет; у нас коли курит кто, так все больше вот эти корешки… Я чай, и это те же корешки, только ты чего-нибудь подмешиваешь?..

–  Да, много видал ты таких корешков!

–  А то что же?

–  Мериканский настоящий, Мусатова фабрики, - отвечал не без значения Захар и отплюнул при этом на сажень, производя губами шипение, похожее на фырканье осердившейся кошки.

Последовало молчание.

–  Что ж ты вчера не приходил?
– начал опять Гришка.
– Я прождал тебя, почитай, целое утро, да и старик тоже… Уж он ругал тебя, ругал.

Захар прищурил глаза, поглядел на собеседника, пустил струю дыма, плюнул и небрежно отвернулся.

–  Я, говорит, с него за прогул, говорит, возьму, - подхватил приемыш.

–  Эка важность! Мы и сами счет знаем, - сказал Захар тоном глубочайшего равнодушия.
– Велик больно форс берет на себя - вот что! Да нет, со мной не много накуражится!

Гришка засмеялся.

–  Чего ты?
– спросил Захар.

–  То-то, думаю, не худо ему наскочить на зубастого: такой-то бедовый, и боже упаси! Так тебя и крутит…

–  Стало, ты ему не родня?
– перебил Захар.

–  Нет, я им чужой, - сухо отвечал Гришка.

–  В наймах живешь?

–  Нет, из одежи… из хлеба, - с явным принуждением проговорил Гришка.

–  Ну, что, каков хозяин?
– спросил Захар далеко уже не с тем пренебрежением, какое обнаруживал за минуту; голос его и самые взгляды сделались как будто снисходительнее. Всякий работник, мало-мальски недовольный своим положением, с радостью встречает в семействе своего хозяина лицо постороннее и также недовольное. Свой брат, следовательно! А свой своего разумеет; к тому же две головы нигде не сироты.

–  А вот погоди, - отвечал, посмеиваясь, приемыш, - сам увидишь; коли хороших не видал, авось, может статься, и понравится.

–  Что ж, собака?

–  Собака!
– отвечал Гришка, молодцевато тряхнув волосами, но тут же проворно оглянулся назад.

Захар засмеялся.

–  Ну, должно быть, задал же он тебе страху, - сказал он.

–  А что?

–  Слово окажешь, да оглянешься! "Такой, сякой", а сам все туда, на берег, посматриваешь…

–  Вот! Я нетто из страха?
– хвастливо вымолвил Гришка.
– Того и гляди просмотришь пристань: отнесет быстриною… Что мне его бояться? Я ему чужой - власти никакой не имеет… Маленько что, я и сам маху не дам!

Не зная Глеба и отношений его к домашним, можно было в самом деле подумать, взглянув в эту минуту на Гришку, что он в грош не ставил старика и на волос его не боялся; молодецкая выходка приемыша показывала в нем желание занять выгодное место в мнении нового товарища. Даже щеки его разгорелись: так усердно добивался он этой цели.

–  Вон, никак, старик-ат идет нам навстречу; давно, знать, не видались!
– сказал Захар.

С именем Глеба приемыш невольно выпрямился и принялся работать веслами не в пример деятельнее прежнего. Захар, с своей стороны, также изменил почему-то свою величественную позу: он опустил ноги в отверстие челнока, поправил картуз и стал укладывать в кисет табак и трубку.

–  Какое у тебя все приглядное, как посмотрю, - сказал Гришка, понижая голос, - вишь, мешочек-то, куда табак кладешь, словно у купца; а что, дорого дал?

–  Кисет-то!
– отвечал Захар, небрежно запрятывая его в карман.
– Нет, дешево обошлось: подарили… Мы мало что покупаем, у нас есть приятели…

Голос Глеба, который кричал Гришке грести одним правым веслом, послышался в ту минуту на площадке. Захар и Гришка переглянулись и замолчали.

Пять минут спустя челнок приставал к берегу.

–  Давно бы, кажись, время здесь быть; не много рук - посылать за тобой!
– отрывисто сказал Глеб.

–  Здорово, хозяин, - начал было с развязностию Захар, но старик перебил его:

–  Знамо, здорово… Не о том речь, не тот, примерно, наш разговор был - вот что! Сказывал, на другой день придешь; а где он, тот день-то?.. Парня нарочно посылал; прождал все утро; время только напрасно прошло…

Глеб покосился на Гришку; но тотчас же отвел глаза, когда Захар произнес:

–  Как быть… маненько того… подгулял…