— Брат! — позвал Магнус и… замолчал. Он напрягся, вздрогнув, когда почувствовал удары по психическому щиту, поднятому его сыновьями вокруг их сокровища. Несколько присутствующих Тысячных Сынов захрипели и зашатались из — за псионической восприимчивости.

В наступившей на краткий миг тишине втянулись и вышли когти Кёрза.

— Когда Император пришел в мой мир, он принес свет на Нострамо, в мир, который никогда не видел солнца. Он принес свет знаний, Магнус. Мой народ вдруг узнал об окружавшей его огромной галактике. Люди узнали о других мирах и других культурах, городах, которые не обитали в бесконечной темноте. Цивилизациях мира и смеха. Это знание не освободило их, брат. Оно сковало их. Наполнило их несчастьем. Нострамо забурлил от своего горя, осознав, что цена их общественного покоя — это страх и тьма. Мой народ страдает в мое отсутствие. Порядок рушится, так как люди не соблюдают законы. А почему? Из — за знания. Потому что исполненный благих намерений учитель дал им перспективу, которую они еще не готовы познать.

Лицо Магнуса напряглось от концентрации. Даже при этом он покачал головой и заговорил хриплым от осознания голосом:

— Ты злобное, слепое существо. Император узнает об этом.

Кёрз не торжествовал. Он даже не улыбнулся.

— Как долго ты сможешь удерживать этот барьер, Магнус?

— Вечность, если захочу. — Теперь Магнус говорил сквозь стиснутые зубы. — Дольше вечности.

Кёрз по-прежнему не улыбался, хотя в его глазах сверкнуло холодное веселье? По крайней мере, одному наблюдателю так показалось.

— А как долго протянут твои легионеры, прежде чем начнут падать от истощения? Как долго, прежде чем произойдут несчастные случаи, и рвущие снаряды убьют твоих сыновей внизу? День? Неделя? Месяц? У меня достаточно боеприпасов. Или же я могу отвести своих воинов и открыть огонь с «Сумрака». Как долго продержаться твои Тысяча Сынов на поверхности? Это все закончится только одним способом, Магнус. По-моему. Я бы предпочел, чтобы ты был со мной заодно и предотвратил кровопролитие. Твои люди не заслуживают смерти за свой ошибочный оптимизм.

Магнус кивнул, давая понять, что принял слова к сведению, пусть и не согласился.

— Я запомню это, Конрад. Обещаю тебе, я это запомню.

— Вот и отлично, — ответил Кёрз. — Уроки должны запоминаться. Именно поэтому их преподают.

— А! — теперь улыбнулся Магнус. Его царственные черты плохо подходили для злобы, но в улыбке не было ни намека на тепло. — Урок значит? Смелые слова для человека, только что утверждавшего, что неведение — это счастье.

Кёрз стиснул зубы — наибольшая эмоция, продемонстрированная им за все это время.

— Я прекращу огонь на тридцать минут. Забери свой Легион с планеты. Башня падет через полчаса.

Когти еще раз выскользнули, и образ Кёрза замерцал от искажения. То же произошло с Магнусом. Стены зала размылись от помех и…

… и Улатал уставился туда, где секундой ранее находились два полубога. Гололитическая запись закончилась, а устройство на столе продолжало щелкать, охлаждаясь. Тишину в каюте была осязаемой, словно ласковое прикосновение к коже.

— Боюсь, Магнус был прав, — сказал он себе.

— Может и так, — произнес Севатар. Улатал дернулся, поняв, что не один, и это резкое движение отдалось в его сросшихся костях.

Севатар стоял в дверях с копьем в руке. Улатал подавил стон от новой волны боли, захлестнувшей его от движения после столь долгой неподвижности.

Он не слышал, как вернулся Севатар.

— Почему? — спросил Улатал капитана. — Почему вы это сделали?

— Ты — военный и знаешь о значении засекреченной информации и множестве причин, по которым такие данные утаиваются.

— Но ведь Великий крестовый поход важнее этого. — Улатал услышал наивный оптимизм в собственном голосе, но ему не было стыдно. — Речь идет о… надежде. Просвещении. Истине.

— Некоторые люди не готовы к правде. — Севатар вошел в комнату, стуча сапогами по полу. Пяткой копья он как бы невзначай закрыл дверь. Она захлопнулась с металлическим скрипом. — Возможно, оба примарха правы или наоборот, неправы. Едва ли это важно.

— Как истина может быть неважной?

— Ах да, истина важна, — сказал Севатар. На миг он стал задумчивым, что не очень подходило его лицу.

— Но истина — это не то же самое, что и правота того или иного человека. Башня упала. Мы обратили все, что нашли внутри в пепел и шлак, а затем обстреляли шпиль, пока не превратили его в пыль. Вот в чем истина. Вот, что важно.

Он посмотрел черными немигающими глазами на человека.

— Ты узнал то, зачем пришел. Запись оказалась познавательной?

Улатал кивнул.

— Да, — он вдруг улыбнулся, что было редкостью на борту «Сумрака». — Никогда раньше не видел, как спорят полубоги.