Зато стоило только ей коснуться осфера, как тот замигал и замер, а я, не успевая затормозить, пронеслась мимо него и полетела прямо в яму, сдирая руки в кровь. Приземление вышло жёстким, хоть земля и была влажной и мягкой после дождя.

Из груди вышибло воздух, а в глазах застыли слёзы, когда я плашмя приземлилась на дно ямы. Перед глазами замельтешили чёрные точки.

— Ты там живая? — с сомнением протянул Кай, заглядывая в яму.

— Живая, — сил хватило только прохрипеть ответ, а после осторожно отжаться, превозмогая тупую боль в груди.

Хорошая работа, ничего не скажешь.

Как мы добирались до ближайшего ночлега, в памяти не отложилось. Перед глазами то и дело темнело, а сознание норовило провалиться в спасительную пустоту.

Но даже в таком состоянии помогать себе Каю я не позволила. Парень только ругнулся, но послушно отошёл на безопасное расстояние, а я (при помощи Вара, разумеется!) залезла на гворга и тут же расслабленно оперлась о наёмника.

В следующий раз сознание прояснилось, когда меня укладывали на жёсткую кровать. Переодевала, к счастью, местная служанка, судя по периодически всплывающему перед глазами лицу. Вар что-то спросил, но я только махнула рукой, выпроваживая гостей и с трудом заперла тяжелый засов.

Спать. Спать. Спать.

Свернувшись калачиком на чистой простыни, я снова погрузилась в темноту.

— Да ты издеваешься! — выдохнул Рен, стоило мне только открыть глаза.

— Вроде нет, — задумчиво ответила я и принялась себя ощупывать. Руки-ноги были в порядке, а вот в груди до сих пор что-то болело. Не нащупав ничего страшного, я устало опустилась на… траву?

Перед Реном я появлялась каждую ночь, но обстановка всегда была скрыта расплывчатой завесой, хотя нащупать и примерно представить что меня окружает, я могла. Мы разговаривали, разговаривали и разговаривали. Изредка меня насильно отправляли спать, но чаще всего я засыпала сама: в кресле, на длинноворсном ковре, за столом. Каждая наша встреча начиналась именно с рассказа, где же я умудрилась заснуть в прошлый раз.

Сегодня Рен решил отступить от устоявшейся традиции, потому что я чувствовала и его удивление, и его близкое нахождение к своей персоне. Последнее особенно напрягало — раньше я никогда не реагировала на его присутствие подкашивающимися коленками.

— Ты себя видела?

— Нет, — честно призналась я, даже не пытаясь узнать, что же так потрясло мистера Ледяное Спокойствие. До сих пор он даже ругался и проявлял своё недовольство исключительно замораживающим окрестности тоном.

Куда больше меня занимало другое: я точно видела каждый листик, каждую травинку у себя под ногами. И ощущала запах каких-то цветов вне зоны моей видимости. Да и завеса, отделяющая меня от Рена, стала как будто бы тоньше и прозрачнее.

— Мы ведь где-то на улице, да?

Пока озиралась, совсем пропустила момент, когда его руки внезапно оказались у меня на талии, а после резко подняли меня в воздух, разворачивая к себе. Пальцы быстро прошлись по лицу, мягко очерчивая скулы, опустились к шее, пробежались по плечам, а после вернулись к ключицам, скользнув к солнечному сплетению.

— Где тебя так потрепало?

— Потрепало? О чём ты? — от простых прикосновений сознание помутнело. Чудо, что я разговаривала-то нормально. Да и стоять стало тяжелее, ноги норовили подогнуться. Когда меня сильно качнуло, я инстинктивно вцепилась в мужчину, с трудом удерживаясь в вертикальном положении.

— Ты вся в царапинах и синяках, не говоря уже о том, что твоя аура разорвана в клочья.

— Ммм, — промычала я, прикрывая глаза. В голову некстати влезла мысль о двусмысленной позе. Но добровольно я его не отпущу. Видимо та же мысль пришла и в голову Рену, потому что он пошевелился, вынуждая меня его отпустить.

Ага, сейчас!

Но меня нагло отстранили, чтобы потом, придерживая одной рукой за плечи, другой подхватить под коленками и с лёгкостью поднять. До сих пор задаюсь вопросом, как такое возможно, что я здесь вполне материальна, если моё тело осталось в комнате и сладко спит после насыщенного дня.

— Куда ты меня несёшь? — Рен старался двигаться аккуратно, чтобы меня сильно не трясло, и это подкупало. Мне нравилось находиться у него на руках, нравилось чувствовать его руки, нравилось, как его запах щекотал мне нос.

Глупая, я же его даже не знаю! Не знаю ни кто, ни где находится. Но дальнейшие размышления прервал сам мужчина.

— Лечить.

Больше мы не разговаривали, хотя меня и интересовало, как именно он будет лечить. Для меня ведь всё происходящее всего лишь сон, в отличие от него.

Вскоре меня также аккуратно сгрудили на какую-то лежанку. Судя по тому, что я нащупала, это была какая-то мягкая ткань: бархат или вельвет — не знаю. Рен подложил под спину подушку, заставив сесть, и куда-то ненадолго отлучился.

Вернулся он с чем-то не очень благоухающим, я даже расчихалась, учуяв гнилостно-морозный запах.

— Оно быстро выветрится, — в голос-то виноватый. Ух ты! — Но зато быстро поставит тебя на ноги. А вот с аурой придётся повозиться. И я до сих пор горю желанием услышать эту историю.