— Муньека! — крикнул Марио, отходя от Ганнера и направляясь туда, где я сидела на корточках, широко раскинув руки в подстрекательской манере. — Ты знала, что он использовал тебя? Что его влечение не было искренним? Все это было уловкой, чтобы добраться до меня, — в глазах Марио читалась победа. Как будто доказав, что другой мужчина не хочет дарить мне любовь, я прибежала бы обратно к нему, умоляя вернуть меня на полку для игрушек.

Кукла для коллекции.

Гнев, который поднялся во мне от его слов, был подобен выбросу адреналина.

Марио злорадно оглянулся через плечо на Ганнера.

— Ты думал, я не узнаю, что ты рыскал информацию? Вы с моим отцом замышляли что-то против меня, да? — он вытащил свой нож и вернулся к Ганнеру. — Ты пытался настроить мою Муньеку против меня, но она моя. Скажи ей, Ганнер. Расскажи ей, как ты трахал ее ради информации, как ты превратил ее в шлюху, похожую на тех, за которыми она наблюдает для меня, — насмехался он, проводя лезвием по горлу Ганнера и выпуская струйку крови.

— Скажи ей, кто ты, Ганнер. Скажи ей, что никто никогда не полюбит ее поврежденную душу.

Но Ганнер молчал, все его тело напряглось от гнева. Но из-за чего? Из-за того, что он пойман на лжи? Марио резко развернулся, снова двигаясь к месту моей засады.

— Ты слышала, Муньека? Ты сломлена, — его ноздри раздувались, а изо рта летела слюна. Он попытался вонзить пресловутый кинжал, которым были его слова, в мое сердце. — Никто никогда не будет заботиться о такой убийце, как ты. Тебе суждено стать моей гребаной марионеткой, — жестокий смех сорвался с губ Марио. — И федеральный агент уж точно никогда не полюбит тебя, — крикнул он.

Мое сердце остановилось. Кровь застыла в жилах. Глаза Ганнера нашли мои сквозь хаос, как будто он почувствовал мою панику. Жалость во взгляде была настолько очевидна. Мое сердце не хотело принимать то, что было написано на его лице. Но все моменты между нами нахлынули — намеки, которые он давал мне с самого начала, я была слишком глупа, чтобы понять.

— Райан… — прошептал Ганнер, но его тон сказал все, что мне нужно знать.

Когда ты сломлен, ты думаешь, что тебя больше ничего не затронет. Но Ганнер показал, что даже осколки можно еще разбить. Я оцепенела. Я больше ничего не слышала и не чувствовала в этом мире. Я была готова открыть ту дверь в глубине своего сознания, в которую запихнула весь свой эмоциональный ущерб, и заползти внутрь.

Невеселый смешок сорвался с моих губ.

— Мой спаситель оказался моим палачом, — пробормотала я.

Я знала, что все плохо кончится у нас с Ганнером, но я никогда бы не смогла подготовиться к такому уровню разрушения моей души. Влага попала на тыльную сторону моей ладони, когда я вытирала слезы. Я злилась на свою неспособность держать эмоции под контролем, чувствовала, как кирпичи снова складываются вокруг моего поврежденного сердца, погребая то немногое, что осталось.

Было не так больно, когда я не знала, любит меня Ганнер или нет. Я могла бы притвориться, что он любит. Притвориться, будто во мне есть то, что стоит полюбить.

Я хотела Ганнера.

Мне он нужен.

И он исчез. По иронии судьбы, он даже не был настоящим.

Эта фантазия разрушилась, и самое хреновое, что это не изменит моих чувств к нему. Это не сотрет мою любовь, и я пожертвую собой, чтобы спасти его. На мгновение мне показалось, что я ошибалась насчет своей ценности.

— Видишь, Муньека, я единственный, кто подарит тебе любовь, — самоуверенно крикнул Марио.

В одном он прав. Я убийца, и я не хотела и не нуждалась в его привязанности. Моя судьба — обагрить руки кровью виновных людей. И Марио будет следующим человеком, которого я отправлю Эль Диабло.

— Не слушай его, Райан. Я все объясню, — взмолился Ганнер. Но я уже отключилась от него. Я ни за что не смогла бы функционировать, если бы позволила ему снова проскользнуть сквозь мой щит.

Наклонив голову, я попыталась остановить слезы, текущие по лицу. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не разрыдаться. Теперь я поняла, почему Никки никогда никого не подпускала близко: эта боль хуже любой физической травмы. Я заставила себя взять себя в руки. Чтобы сосредоточиться на текущей задаче.

Уверена, что психотерапевт сказал бы мне, что эта диссоциация вредна для здоровья, но именно так я справляюсь со всем дерьмом. И прямо сейчас все точно так же. Отбросив свои чувства подальше, я позволила спокойствию овладеть мной. Часть меня понимала, что я, вероятно, никогда не выйду из этого кокона оцепенения — если вообще выживу.

Я посмотрела вниз на свои запекшиеся от крови руки, сжимающие нож.

Руки, которые ласкали тело Ганнера.

Съеживался ли он при мысли о том, что к нему прикасаются руки убийцы? Мои глаза закрылись от стыда при этой мысли. Надеюсь, что он найдет свою любовь, и скажет ей, что я спасла его.