Рис. 5. Выписной эпикриз 2003 года

Конечно, данная история заметно повлияла на мою последующую жизнь и, прежде всего, в психологическом плане – очень тяжело было постоянно чувствовать ущербность своего положения и ожидать возможные, вполне вероятные и даже неизбежные ухудшения самочувствия. Хотя, надо сказать, особенно на этом я не зацикливался, допускал определённые «нарушения режима» (в основном проявлявшиеся в количестве употребляемых спиртных напитков – был по молодости такой грешок: меру свою знал, но, как правило, – не чувствовал), после которых частенько возникали приступы мерцательной аритмии. Однако довольно быстро «снимал» их с помощью лекарственных препаратов («карволола» и «анаприлина»), давал себе слово исправиться, но его, как правило, не держал. Так прошло ещё три года…

И вот, однажды, в середине февраля месяца 2006 года, после моего участия в проверке академии имени Петра Великого (бывшей Дзержинского), где радушно (с ежедневным коньячком) встречали на родной кафедре «баллистики», и куда пришлось мотаться на электричке в не спадавшие, почти тридцатиградусные морозы, возникшая и ставшая уже привычной аритмия никак не хотела сдаваться. После двух недель непрерывной борьбы с использованием медикаментозных средств в местной поликлинике вновь получил направление в госпиталь, и опять в Одинцово в знакомое уже лечебное отделение. И о чудо – по результатам проведенных диагностических процедур у меня не было выявлено никаких сердечных патологий (рис. 6), что вызвало заметное удивление врачей, занимавшихся моим лечением. Ведь доподлинно известно, что, в частности, порок сердца, заключающийся в деформации клапанов, не поддаётся терапевтическому лечению: негативный процесс можно лишь замедлить, в лучшем случае – остановить. А единственным способом «условного» выздоровления в данном случае является хирургическая замена поражённых клапанов на искусственные с последующим пожизненным приёмом специальных лекарственных препаратов. Правда та же самая лечащая женщина-врач сказала, что какое-то нарушение в работе сердца у меня всё же может быть, но для его выявления требуется применение

Рис. 6. Выписной эпикриз 2006 года

сложного и дорогостоящего диагностического метода. Причём разрешает такую углубленную диагностическую процедуру только лично начальник госпиталя, делает же он это весьма неохотно, да и вообще необходимости в этом пока нет. В выписном эпикризе, как сказали – на всякий случай, если вдруг захочу уволиться по болезни, – оставили диагноз «ишемическая болезнь сердца».

В целом, ничего более серьёзного и конкретного, кроме пресловутых факторов риска (повышенного уровня холестерина, избыточной массы тела и других), у меня не обнаружили. Как, впрочем, и ещё через три с половиной года в филиале госпиталя имени Мандрыка, с которого я начал свою эпопею и куда лёг на обследование после того, как перед поездкой в санаторий в поликлинике на кардиограмме у меня вновь были выявлены какие-то, вроде бы заметные, изменения (рис. 7). Здесь тоже посчитали, что проводить более углубленную диагностику, а именно – коронографию, пока преждевременно.

Эпизод второй, касающийся инсульта, случившегося у моей Мамы. Она, должен отметить, во многом сама приближала такой печальный финал: никогда не отказывала себе в обильной пище, как правило, высококалорийной и насыщенной холестерином. Отсюда, хотя и не только (возможно, повлиял и астматический бронхит, продолжавшийся достаточно длительное время: как следствие – вынужденный приём гормональных препаратов), начиная примерно с тридцатипятилетнего возраста, избыточная масса тела. Из-за этого, по-видимому, и проблемы с коленями – в результате с возрастом всё более и более малоподвижный образ жизни. При этом мама категорически отказывалась проходить какое-либо обследование в любых лечебных учреждениях. В конце августа 2006 года брат Валера на своей машине привёз родителей из Владимира, где они тогда проживали на съёмной квартире, с целью посещения сберкассы и военкомата, поскольку прописка в моей квартире за ними сохранялась. Машина сломалась, они задержались у нас почти на весь день, ну и мы с Валерой не примянули этим воспользоваться – на радостях от встречи достаточно «хорошо» выпили. Возможно, мама тогда перенервничала, и вскоре это сказалось.

Рис. 7. Выписной эпикриз 2009 года

В общем, через день или два после возвращения во Владимир у мамы случился инсульт. По зову брата я отпросился на службе на неделю и прибыл на помощь, которая действительно требовалась. Мама была совершенно обездвижена, и чтобы не возникали пролежни – её требовалось каждый час, а лучше чаще, переворачивать и обтирать спиртом. Почти двое суток практически без сна мы (папа, брат и я) добросовестно занимались этим абсолютно бесперспективным делом: ведь пролежни победить не удавалось, более того – они увеличивались. И вот, изрядно обессилев и находясь в полном унынии от понимания всей безысходности нашего положения, в квартире брата я мысленно молил Бога о помощи…

Буквально на следующий же день жена брата Наташа от кого-то узнала, что во Владимире недавно открылся ортопедический магазин и там могут быть специальные матрасы. Со своим уровнем представления о таких матрасах я был твёрдо убеждён, что помочь решить возникшую проблему они вряд ли смогут, хотя, возможно, как-то и облегчат наше положение… Итак, мы с братом поехали в этот магазин. Действительно, в нём продавались специальные антипролежневые матрасы импортного производства, с помощью которых за счёт поочерёдного автоматического нагнетания и откачивания воздуха из соответствующих полостей, расположенных в шахматном порядке, быстро удаётся добиться абсолютного эффекта – полностью избавиться от пролежней. С приобретением данного матраса мы были спасены, и я смог в срок вернуться к исполнению своих служебных и бытовых обязанностей.

Эпизод третий. С момента защиты мной докторской диссертации в 2002 году, а точнее – с возвращения за полгода до этого в 4 ЦНИИ моего однокурсника – Сергея (после его увольнения из армии по собственному желанию в середине девяностых годов и довольно-таки успешного организаторского труда на гражданском поприще «гаражного строительства»), до предела обострились мои отношения с руководством отдела и управления. Причина – в наших с Сергеем попытках противостоять существовавшей в баллистическом управлении некоторое время, начиная примерно с середины девяностых «демократических» годов, системе организации выполнения, так называемых, договорных работ, представлявшей собой, по сути, во многом несправедливую систему эксплуатации «за гроши» основной массы рядовых научных сотрудников. По-видимому, лишь патологической жадностью и вопиющей непорядочностью можно объяснить безапелляционные, порой безрассудно глупые, порой просто хамские действия наиболее активных «проводников» в жизнь этой системы (один из них как-то даже заявил: «… у вас нет никаких шансов, и система вас неминуемо «раздавит»…»), направленные на защиту установившегося порядка, выгодного лишь им одним, на подавление в подчинённых подразделениях всякого инакомыслия, последовательно ведущие к невосполнимым кадровым потерям и закономерной профессиональной деградации научных подразделений.