Давид усмехается. Паркуется возле дома, в котором мы с Викой сейчас живем.

— Ну, заметь, тебе же нравилось это делать. Давай, по-честному? Нравилось?

— У меня был выбор?

— Ты кончала, Василиса. Со мной кончала. Помнишь же, как ахуенно было? Такое не забывается.

— Я притворялась, — знаю, что, наверное, это очень обидно слышать, но не могу удержаться.

Давид лишь смеется.

— Ты еще и врушка. Думаешь, я не могу определить, когда баба кончает по-настоящему, а когда притворяется? Ты — плохая актриса, Василиса. И кончала ты по-настоящему.

Его самоуверенность просто бесит.

Сжимаю руками виски.

— Что? — обеспокоено спрашивает Давид. — Василиса, что? Тебе плохо?

— Голова кружится и тут колет, — показываю на левую грудь.

— Надо было в больницу тебя отправить! — Давид бьет по рулю ладонями.

Я молчу в ответ, а потом запрокидываю голову на бок.

— Василиса? — Давид берет меня за подбородок и слегка трясет.

— Василиса? — зовет меня, я не отзываюсь. — Черт! Угорела, все-таки! Суки! Убью найду! Сейчас, девочка, сейчас.

Приоткрываю глаз и вижу, как Давид тыкает в телефон.

Ладно, хватит с него.

— Ну что, хорошая я актриса? — спрашиваю с улыбкой, поправляя волосы.

Давид медленно поворачивается ко мне. Отбрасывает телефон на панель. В его глазах зарождается нечто, чего я начинаю бояться.

Молча он кладет ладонь мне на шею и слегка давит.

— Маленькая сучка, — буквально цедит сквозь зубы, — играть со мной вздумала?

Наклоняется и его лицо совсем близко.

— Не зли меня, девочка.

А я задыхаюсь. Но не от его ладони у меня на шее. От запаха. Вернее, от вони.

— Извини, — говорю, зажимая нос пальцами, — но ты пахнешь как подгоревший шашлык.

— Хм, — Давид как-то сразу расслабляется и на лице появляется улыбка, — не самый плохой аромат. Я пахну мясом.

— А я вегетарианка, — отворачиваю лицо, потому что Давид наклоняется еще и его губы почти касаются меня.

— Смотри, до чего без меня докатилась, — ухмыляется он. — Помнится по утрам ты резво бутерброды уплетала. С колбасой бутерброды. Василис, — поворачивает мое лицо к себе и смотрит прямо в глаза, — я соскучился. Поехали домой. Попробуем еще раз. Сначала.

— Для чего, Давид? — спрашиваю теперь уже серьезно. — Ради акций этих? — смотрю пристально. — Ты развелся со мной, Давид. Хотя обещал, что не сделаешь этого никогда. Я уже поверила тебе раз. Пусти. Дай мне выйти.

Толкаю его от себя и он послушно отступает. Не давит. Садится на свое сиденье.

— Ты моя жена, Василиса, — говорит, уткнувшись взглядом в руль.

— Договорная, Давид, — напоминаю я. — Это все была игра. Я не хочу больше. Не хочу.

Открываю дверь и выхожу. Давид не удерживает меня. Так и сидит, вцепившись в руль и не сводя с него взгляда.

— Спасибо тебе, Давид, — говорю я, прежде чем закрыть дверь. — За спасение спасибо. Можешь не волноваться — акции продавать не буду. Пока.

И, так и не дождавшись от него ответа, захлопываю дверь и забегаю в подъезд.

Открываю дверь в квартиру своим ключом. До меня доносятся какие-то шорохи, скрипы, шепот. Кто там? Иду в комнату и навстречу мне выскакивает Вика. Запахивает свой халатик. Волосы взъерошены, щеки горят.

— Ты чего так рано? — спрашивает, хватая меня за руку. — Пошли на кухню. Тебя ждала ужинать.

И тянет меня за руку за собой. На кухне садимся за стол и Вика заботливо наливает мне чай. Приятно. Но странно.

И тут в дверях появляется Максим.

— Привет, — улыбается и тоже садится за стол.

Я смотрю то на него, то на Вику.

— Я не знала, что ты здесь.

— Зашел проведать, как вы тут.

Вика и ему наливает чай. Они переглядываются.

— Вик, — говорит Максим, — выйди. Нам с Василисой поговорить надо. По делу.

Вика не возмущается. Едва заметно улыбается в ответ и уходит.

— Уже знаешь, наверное? — Максим обращается ко мне, как только за ней закрывается дверь.

— Что? — не понимаю я.

— Пожар в центре Давида. По всем новостям. Не слышала разве?

Решаю не говорить пока, что я там была.

— Слышала, — киваю. — К счастью, без жертв. Вроде.

— Да-да, никто особо не пострадал. Ну, кроме тебя.

Изумленно смотрю на него. Он что? Знает?

— Это Давид поджог устроил, — вдруг произносит он.

— Что? — я хлопаю глазами. — Что ты говоришь такое, Максим? Зачем ему это? Это же его центр. Ущерб, убытки…