— Соврать он может, — явно нехотя признал брат. — Но не тогда, когда его вывели из себя. В такие моменты Филипп обычно удивительно искренен и перестает отслеживать, что несет. Правда, я за всю жизнь всего один раз наблюдал такое. В смысле, пока он не отправился путешествовать с нами… оказалось, что у тебя и у Имран проявились удивительные способности доводить командира.

— Хм. Странно. Если б он совсем не старел, его бы давно из ордена погнали, — фыркнул я. — Церковь очень не любит такие фокусы.

— Командир попал в центральную обитель на пять лет раньше нас, если верить рассказам остальных братьев. Его порекомендовал старый настоятель. А светлая божественная магия часто продлевает своим адептам молодость. Ладно… это только сам Филипп может сказать наверняка. Мы же можем лишь теряться в догадках.

— Да что там догадываться! Наверняка…

— Мяу! — перебила нашу беседу Кошка и встала на груди Элле, внимательно вглядываясь ей в лицо.

Мы мгновенно забыли про Филиппа и проблемы его возраста. Если бы Паоло не успел меня поймать, я бы уже схватил жену и тряс, прижимал к себе, обмывал кровавой водой или еще какую глупость натворил. Потому что с ней начало твориться что-то явно ненормальное и нехорошее.

Алла

— Так почему же ты не хочешь им другой жизни? — настойчиво продолжала давить собеседница. — Счастливой, полной. Они ведь родили тебя поздно, ты единственный ребенок, балованный, любимый. Ты хоть представляешь себе, что они чувствовали? Всего этого можно избежать, прожить жизнь заново.

— Хреновая из тебя манипуляторша. — Я как-то резко почувствовала усталость. — Передавила. Мои мама и папа и так прожили полную, счастливую жизнь. И с честью прошли все испытания. Даже мое увечье их не сломало. Они продолжали меня любить, нам было здорово вместе, и никакое чувство вины не отравило нашу жизнь. Я ни о чем не жалею. И они не жалели. Так что перестань.

— А почему ты тогда считаешь, что именно ты сделаешь счастливым Инсолье? Изначально этот мужчина влюбился в меня. Ты же села у чужого костра и лишь подбросила несколько прутьев в самом конце.

— Да как же. — Наверное, ехидство моего злобненького некроманта заразно — передается половым путем. Через поцелуи. — Он тебя терпеть не может. Даже если и повелся на смазливую мордашку, ты слишком глупа для него. Вообще для всего. Поумней сначала, потом будешь со взрослыми тетями спорить.

— Высокомерная темная гадина. Ты забрала! Мое тело! Мою жизнь! Моего брата! Мою! Любовь!

— Ты сама отдала. Иногда жертвовать собой ради других мало. Надо еще и думать немного.

— Когда мне было думать, когда? Еще секунда — и все бы погибли! Он даже Филиппа не пожалел! А ведь он… он…

— Да, ты права. — Мне вдруг стало жалко девочку, я передумала с ней ругаться. — Ты очень храбрая. Раньше я думала, что еще и добрая.

— Толку от моей доброты!

— Нет, неправильно. Толк есть. Паоло тебя любит, Филипп тоже. Даже Инсолье мог бы по-настоящему полюбить, если бы ты повзрослела. — Я вздохнула и вдруг, повинуясь порыву, поймала свое алое «отражение» за руки, притянула к себе и обняла, как маленького ребенка. Погладила по волосам, утешая. Она сначала дернулась было, а потом резко затихла и уткнулась мне лицом в плечо. — Послушай… я не знаю, что нам с тобой делать дальше. Понимаешь? Я не хочу возвращаться в свой мир и забывать Инсолье. Не могу даже представить, как он отнесется к тому, что я исчезну и на моем месте снова окажешься ты. Я не уверена…

— Я… я тоже не знаю. Все, все, кто был ко мне близок, все теперь любят тебя! Если даже я снова окажусь в своем теле, то буду лишь жалкой тенью. Ненужной и неинтересной. Я не смогу так же. Но… я так хочу жить…

— Так родись заново! — предложила я. — Ты же можешь? А Паоло тебя дождется. И Филипп никуда не денется, я так думаю. Он уже лет двести по этому миру бегает, еще столько же и подождать может. Если уж он так тебе нужен, м-м-м?

— То есть ты предлагаешь именно так отомстить некроманту? — Имран подняла голову с моего плеча, высвободилась из объятий, отступила на шаг, прищурила зареванные глаза и вдруг улыбнулась. — А знаешь… это мысль!

— Стоп, погоди! Какая мысль?! — забеспокоилась я и попыталась опять поймать девчонку. Но та быстро отскочила еще на несколько шагов и вдруг стала таять в серой дымке, как в облаке.

— Договорились! — крикнула она напоследок и начала втягиваться куда-то в меня. — Месть — значит месть! Буду капризничать и вить веревки!

— Стой! Какая месть?! Почему Инсолье?! Какие веревки?!

— А догадайся! Теперь я тоже стану интересной для всех вас! И самой любимой девочкой! — Веселый девчачий смех долетел уже издалека.

— Елки-палки… — У меня аж колени ослабели от догадки. — Срочно надо изобрести в этом мире презерватив. Только этого счастья мне и не хватало!

— И память о нашем разговоре я тебе сотру, — долетело уж совсем откуда-то из далекого далека. — Не знаю, что такое презерватив, но мне не нравится это слово! Так что лети, мамочка, получай свои глаза и рожай меня побыстрее! Повышенное желание я вам обеспечу! Потерпи только, сейчас будет немного больно.

— Ах ты паршивка! Я на такое не подписывалась! И не смей вмешиваться во взрослые отношения, тем более родитель… тьфу на тебя! — Орать в серые облака глупо, конечно, но у меня от возмущения даже голова закружилась. Или не от возмущения? Ох… что она там про «немного больно»? Это разве немного?! А-а-а-а-а!