— Так и есть.

— Все тот же придурок. — Ладно, может быть, я ничего не могу с собой поделать. — Но он милый, вежливый. Вероятно, он сортирует белье в соответствии с инструкциями по уходу, так что тебе не придется беспокоиться о том, что он испортит твою одежду.

Жен ухмыляется, прикусив губу, и поворачивает голову.

— Ты такой иногда странный.

— Тем не менее, твои дети будут невысокими. У него тоже какая-то странная форма головы. Это может быть наследственным. Тебе, наверное, стоит пристроить их в карате или что-то в этом роде. Заставь их заниматься боксом. С таким черепом им нужно знать, как защищаться.

Раздраженная, она качает головой.

— Ты прекратишь? — Тем не менее, она сияющий. — Я сказала ему, что больше не могу его видеть.

Наши взгляды встречаются.

— Зачем ты это сделала?

— Потому что. — Улыбка Жен настолько заразительна, что я не могу не передразнивать ее. — Я сказала ему, что влюблена в Эвана Хартли.

Я чувствую, как мое сердцебиение отражается на моем лице. И все же каким-то образом мне все еще удается быть спокойным.

— Это так странно, потому что я знаю этого парня.

— Угу. — В ее глазах странный блеск, который почти напугал меня. — Это заняло у меня немного времени, но, как оказалось, я влюблена в него уже давно.

Часть меня хочет перекинуть ее через плечо и отбросить осторожность к ветру, но мы оказались здесь не просто так.

— А как насчет кокаина Трины? Ты провела ночь в тюрьме из-за меня, — напоминаю я ей. — Если бы Рэндалл не был тем, кто тебя арестовал, или твой отец не дружил с шерифом, возможно, все это не прошло бы так просто.

— Нет, видишь. — Она держит один палец в воздухе. — Я решила, что я отвергаю твои предпосылки.

Иногда она такая милая.

— Неужели?

— Действительно. — Она резко кивает. — Я уже говорила тебе, я рада, что пошла с Триной. Ты сказал, что мне нужно было убедиться, что я могу выйти и хорошо провести время, не теряя контроля. И я так и сделала. Я многое доказала самой себе в ту ночь. Как я уже говорила, в том, как все закончилось, не было твоей вины.

Когда выражение моего лица показывает, что я не совсем убежден, она вгрызается.

— Ты и я могли бы вернуться к однозначным числам, пытаясь взять на себя вину за все, что когда-либо случалось с каждым из нас. Это игра с нулевой суммой. Ничто из этого не является полезным.

— Меня беспокоит, что это начинает обретать смысл, — говорю я, подавляя усмешку.

— Мне пришлось убедить себя, что я действительно изменилась. Для меня эта ночь показывает, что у меня есть. И я делала это с тобой в своей жизни. Знаешь, что еще? Ты тоже изменился. Большую часть времени, что я тебя знаю, у тебя была эта проблема на плече. Сражаясь со всем миром на тысяче фронтов, всегда готов нанести удар, прежде чем он нанесет его тебе. Я больше этого не вижу. Нравится тебе это или нет, Эван, ты смягчился к старости.

— Иисус… — Я хватаюсь за грудь. — Прямо в сердце, Фред.

Она пожимает плечами, глядя на меня.

— Это называется ростом. Преодолей это.

Я не знаю, откуда берется эта новая энергия, но я не ненавижу это. Она жива, счастлива. Светиться тем старым огнем и воодушевлением. Как будто она могла превратить песок в стекло одним движением.

— Мы выросли как пара, — продолжает она. — Но я надеюсь, что мы можем вырасти еще немного.

Это похоже на то, что мне завязали глаза, как будто она ведет меня в темноте, а я следую за ней, немного испуганный и выжидающий. Она что-то задумала. Что-то одновременно ужасное и захватывающее. Это как в тот первый раз, когда я смотрю, как она с разбегу прыгает с пирса, но на этот раз она держит меня за руку.

— Я сижу здесь уже некоторое время. И я подумала… —Жен подходит ближе и кладет руки мне на грудь. Мои мышцы дрожат под ее ладонями. Мы оба знаем, что ее прикосновения делают со мной.

— Я думаю, тебе, вероятно, следует жениться на мне.

У меня пересыхает во рту.

— Это верно?

— Сделать целую кучу детей.

— Целую кучу? — Я не чувствую своих пальцев. Звуки, издаваемые океаном превращаются в резкий звон в моих ушах, когда моя грудь расширяется от прилива чистой, нефильтрованной радости.

— Я буду управлять отелем Маккензи, а ты можешь быть отцом-домоседом и растить наших семерых детей.

Замолчав на мгновение, Жен смотрит на меня сквозь густые ресницы. Затем она протягивает красную газировку.

— Если ты хочешь, — говорит она озорно, хотя выражение ее лица передает другое. — Это я спрашиваю.

Я даже не уверен, что я все еще стою. Но я тоже не идиот.

— Да, я хочу.

Пальцы дергают меня за рубашку, она наклоняется, чтобы прижаться своими губами к моим.