У майора мелькнула мысль, что будет куда более человечнее помочь несчастным отправиться на тот свет, но он тут же отбросил коварную мысль прочь. Не сможет. Рука не поднимется. Однако, если это захочет сделать Леша, останавливать он не станет. Впрочем, Алексей тоже не высказал подобного желания.

– Ты думаешь, такое возможно под носом военных? – спросил Алексей.

– Я теперь более чем уверен, что никаких военных здесь нет, – чуть подумав ответил Палыч.

– А чей был истребитель?

– Откуда я знаю…

– И что тогда? В смысле что теперь?

– Мы все-таки должны проверить, часть буквально за поворотом.

– Зачем? – по мнению Алексея все было более чем очевидно, да и Палыч ведь сказал, что военных здесь нет – он уверен.

– У нас разве есть другие варианты? Леш? Если есть, накидывай, будем думать.

Алексей не ответил – от злости съездил по фонарному столбу ногой, выругался. Палыч, у которого самого все внутри кипело, хотя он думал что эмоций давно не осталось, крепко сжал старому боевому товарищу плечо.

– Успокойся.

– Мне не хочется привыкать к подобному, Юр, – покачал головой Алексей.

– Идем, им мы ничем не сможем помочь, а себе можем. По крайней мере попытаемся, – майор не захотел развивать предложенную другом тему.

– Как скажешь, валим отсюда.

Действительно, пора было уходить. Закрыть гештальт с военной частью, чтобы окончательно расставить все по своим местам. Они развернулись и собрались идти, но вдруг из-за спины раздался сдавленный, едва различимый хрип, из которого с трудом можно было различить слова:

– Помогите…

Тихий голос шел от одного из подвешенных на столбе людей под номером «8». На столбе висел молодой мужчина чуть за двадцать, а если приглядеться, то и того моложе. Хорошо сложенный, высокий, с развитой мускулатурой, не забывает посещать тренажерный зал. Он был жив, и именно он просил у старых боевых товарищей помощи. Друзья остановились как вкопанные.

– Мужик ты как знаешь, но я себе не прощу, если мы уйдем, – прошептал Алексей.

– Снимай его, – выдохнул Палыч.

***

– Сем, а Сем, может ты отойдёшь от него? Чего ты к нему прилип, как банный лист?

Голос Марины дрожал и вибрировал, когда она переходила на высокие частоты. Проблема в том, что она всегда разговаривала на высоких частотах, когда нервничала. Обычно это раздражало Сему, этот сраный ультразвук, как у Сарины из файтинга Мортал Комбат, от которого закладывало уши. И привычка Марины орать на ухо. Но сейчас ее голос успокаивал и даже вселял некоторую уверенность. Хотелось верить, что он делал все правильно и не ошибся.

– Погоди Марин, так надо, – прошептал Сема, стараясь унять волнение и добавил, но тише, уже для себя. – Самому тошно, если б ты знала.

Тошно было не только морально, но и вполне себе физически. Повезло, что пустой живот, иначе быть содержимому желудка наружу. Не хотелось и не доставляло никакого удовольствия обыскивать труп капитана, да ещё и покончившего с собой… таким образом. Но с другой стороны, здорово бы наступить на глотку своим хотелкам и эмоциям ради дела. В крови он уже выпачкался, когда офицер выстрелил себе голову. Когда нажал на крючок спускового механизма, заляпав своей кровью и мозгами все вокруг.

Да чем он вообще думал?

Несдержанный мерзавчик.

Сема поежился. Он до сих пор чувствовал приторный солоноватый привкус крови во рту. Настолько приторный, будто поцеловал маринованный огурец из консервной банки, какие хранились у них в кладовой. Спрашивается, на хрена было облизывать губы? Вроде и тщательно вытер, а все равно… А все потому, что нервничал и убедить себя в том, что он нервничает из-за того, что старается чрезмерно, совсем не выходило. Он нервничал потому, что случилось все это дерьмо. Дерьмово, когда ты стоишь над трупом и потрошишь ему карманы.

Даже в такой ситуации Сема понимал, что умудряется выглядеть жалко и нелепо. Каждый раз, когда руки касались тела, проходились по карманам, он с силой зажмуривал глаза. Вроде как есть перед ним труп, а вроде как и нет… Как детстве, когда ты хочешь потрогать что-то страшное, сам попукиваешь с перепугу, а любопытство берет верх, вот и закрываешь глаза, чтобы прикоснуться. Но Сема то здоровый мужик, поэтому помогало так себе. Правда за оправдание можно было взять тот факт, что он знать не знал, что когда-нибудь будет обыскивать труп. Но ведь не для себя он это затеял, все для семьи. Для сына и для Марины, в конце концов, чтобы супруга не говорила.