Они молоды, безрассудны и всесильны.
Они совершают глупости, рискуют, идут напролом, нарушают правила, дружат безвозмездно и любят до умопомрачения.
Тоня узнает секрет своих родителей и неожиданно теряет любимого человека, Никита не может решить, кому из девушек должен достаться лунный пирог Юэбин, а Вита вынуждена ходить в школу под присмотром охранника.
Но если Дед Мороз – твой знакомый блогер, а от опасностей можно спрятаться в Нарнии, то все оказывается не так уж и страшно, даже если сражаться приходится со всем взрослым миром.
На этом свете меня огорчает только одно – то, что нужно становиться взрослым.
Глава 1
Тоня
– Если так подумать, что ты теряешь? Тебе восемнадцать. – Облокотившись локтями о столик, Кац подался вперед, отчего создалось ощущение неприятного давления. – Зачем тебе «Место на кладбище»?
На вид ему было лет сорок пять. Небольшие залысины, крупный крючковатый нос и широкая картинная улыбка продавца. Однако надетый поверх темно-зеленой водолазки шерстяной коричневый пиджак выдавал в нем скорее представителя богемы, нежели торгаша.
За огромным панорамным окном кафе стояла промозглая ноябрьская темень, а внутри было тепло и уютно, пахло горячим шоколадом и ванильной сдобой.
Мы с Амелиным сидели рядом, держась за руки под столом.
С момента нашей встречи Кац говорил почти не переставая, как любят делать люди, чувствующие превосходство возраста, и усиленно убеждал Костика отдать картину, которую подарил ему старый, выживший из ума художник Гаврилович.
Дело было еще весной, когда они с Тифоном и Артёмом лежали в больнице. Гаврилович страдал деменцией, и мужики, его соседи по палате, регулярно над ним издевались.
Пожалев деда, парни вступились за него, и мужики отстали. А спустя несколько месяцев внезапно объявился Кац, поверенный Гавриловича, и вручил всем по картине.
Картина Костика была черная и, хотя называлась неуютно: «Место на кладбище», по задумке Гавриловича означала покой.
Амелин клялся, что на ней изображена черная асфальтовая дорога, по которой мы с ним идем, взявшись за руки. Я же видела внутри картины его черные глаза. Это было странно, но мне действительно казалось, будто из ее непроглядной черноты он смотрит на меня своим долгим взглядом. Артём видел звездное небо, а Макс – собственную тень.
У Артёма была другая картина. Белая. Она называлась «Невеста», и Амелин всегда различал на ней крылья ангелов, а я разное: то белый облачный замок, то снег, то мохнатый овечий коврик из мансарды, то его обросшую челку. Ребята говорили, что у Тифона картина зеленая, но я ее не видела.
Картины обладали чудесным свойством: каждая якобы одаривала своего владельца тем, что заложил в нее автор. Таким образом, Амелину достался покой, Артёму – любовь, а Тифону – счастье.
И вот теперь Кац предлагал отдать ее какому-то таинственному коллекционеру просто так. Нет, он, конечно, наплел про исполнение желания, которое Амелин получит взамен, но поверить в подобную ерунду могла разве что Настя.
Подразумевалось, что если картину продать, то она не будет «работать», как надо. А исполнение желания нематериально и могло обмануть придуманную Гавриловичем «систему».
– Мне интересно. – Голос Амелина был полон простодушия. – А вы сами реально верите в то, о чем говорите?
– Если бы не верил, давно бы сменил работу, – откликнулся Кац со спокойной убежденностью.
– А мы? – Костик медленно развернулся ко мне. – Мы в это верим?
В отличие от него, охотно допускающего всякое мистическое и ненаучное, вроде реинкарнации или энергетического обмена, я в принципе в подобное не верила, а самому Кацу и подавно. Три-четыре месяца о нем ни сном ни духом, и тут – пожалуйста: самое выгодное предложение в жизни. Вчера позвонил, а сегодня мы уже сидим с ним в кафе.
– Сколько у нас есть времени подумать?
– Думать? – Кац сделал вид, что поражен: – Вы собираетесь думать? Мне обязательно нужно разобраться с этим до Нового года. Нет, ребят, поймите, вы же можете просить любое, и нематериальное тоже. За подобное люди душу отдают, не то что картину.
Амелин взглянул на него с нескрываемой иронией:
– Неужели душа все еще в цене?
– С учетом того, что сейчас – это большая редкость, ее стоимость со времен Фауста значительно возросла, – серьезно отозвался Кац. – Поэтому, если соберетесь продавать душу через Интернет, – не ведитесь. Это точно развод. Никто не покупает товар не убедившись в его наличии.
– Кто-то продает душу через Интернет? – удивилась я.
Он криво усмехнулся:
– Таких предложений полно. Но это все аферисты. Настоящие скупщики душ приходят к продавцу лично. Итак, что мне ответить своему клиенту?
– Скажите, что у меня нет желаний, – ответил Амелин.
– Зря вы так. Я не помню, чтобы мой клиент при его возможностях предлагал кому-нибудь подобное.
– Вот теперь мне стало любопытно. – Амелин подался вперед. – Кто он? Этот ваш клиент. Страшный маг и волшебник? Или, может, тот, кого нельзя называть?
– Знаете что? – вмешалась я. – Если вы считаете, что мы глупые просто потому, что нам мало лет, то вы ошибаетесь. Мы в эти ваши разводки не верим и картину не отдадим. Да, Костя?
– Если ты говоришь «не верим», значит, не верим, – добродушно согласился Амелин.
– Все ясно. – Недовольно поднявшись, Кац выложил на стол свою визитку: – Это на случай, если передумаете.
Мы провожали его взглядами до тех пор, пока расплывчатый силуэт за окном кафе не поглотила осенняя тьма.
Я прижалась щекой к плечу Амелина, одетого в черную плюшевую толстовку: