— Ты утверждаешь, что я могу иметь детей, — глухо, из-под локтя бухнул своё признание герцог. — А если всё-таки нет? Эль, в этом случае мы могли бы… как ты думаешь?.. Что?..

Нежная женская рука в этот момент провокационно переместилась на его бедро. Дарриел прикрыл глаза. Наверное, когда-нибудь он привыкнет и будет не так остро реагировать на каждое её касание. Но пока всё ещё реагировал так — огненными всполохами, вспышками желания, иголочками удовольствия.

— Эль… Эрриг — чудесный ребёнок, ты сама в этом убедишься, когда познакомишься с ним поближе. Просто…подумай, хорошо?

Рыжая герцогиня, бесконечно любимая, заглянула во внимательную густую аметистовую глубину глаз.

— Дар, безусловно, если ты хочешь оставить этого мальчика — конечно, давай оставим и… я не против такого воспитанника. Замок у нас большой, места хватит, и наставников найдем, и…всё, что угодно. Дети не должны оставаться сиротами. Конечно, дадим ему всё необходимое внимание и тепло. Но у меня только один вопрос: почему ты так упорно отвергаешь возможность собственного отцовства?

С улыбкой Элге положила его ладонь себе на живот. Тёплый, приятно шёлковый, плоский. По ладони плеснуло чем-то невероятно нежным, он прижался к её коже плотнее и вопросительно приподнял брови. Её ладошка лежала поверх его руки и поглаживала костяшки пальцев.

— Эль..? Правда..?

— Правда, — кивнула она, наблюдая, как он меняется в лице.

Дарриел медленно высвободил руку из её пальчиков, зачем-то осмотрел свою ладонь и вернул её на место — трепетным касанием. Глаза сделались совершенно огромными.

…

Эррига усыновили сестра замковой экономки с мужем, он стал третьим ребёнком в этой семье, где не делали разницы между своими и чужими детьми.

***

/четыре года спустя, Герриард, Кайста/

— Арви, ты готов? Лантеро уже прибыли.

Строгий голос матери просочился сквозь высокие двери.

Нет. Совсем нет. Категорически.

— Да, сейчас спущусь, — голос, несмотря ни на что, прозвучал уверенно, не дрогнул.

Он одевался сам, отказавшись от помощи лакея; герриардские наряды гораздо проще тех, что носят в Калдигерне или ряде южных стран. Шёлк, например, на островах не очень популярен — холодно. Хотя некоторых модниц это не останавливало. И шейные платки не носят. Арви пропустил между пальцев лёгкую гладкую серебристо-серую полосу с искусной вышивкой, сложил аккуратно и убрал в потайной ящичек комода. Туда, где прятал серебряный медальон с портретом-миниатюрой. Он заказал его ещё в Леаворе; сходство с оригиналом было потрясающим. Шёлковая материя шейного платка опустилась на серебряную крышечку медальона.

На помолвку Зоратты не приехали, и хорошо. Ему хватило их визита в прошлом году.

Сам Арви в Леавор больше не приезжал: у дяди наконец-то всё наладилось, срослось с прекрасной молодой женщиной, носящей его имя, потом рождение сыновей, и в своём долгожданном отцовстве Бьорд утонул с головой. Нельзя мешать. А внуков дед увидеть очень хотел. Кровь-то всё равно своя, родная, неважно, что у мальчиков не будет животной ипостаси, неважно, что сами они от незаконнорожденного сына. Сибран и не знал, что Бьорд не переносит морские путешествия, что ему никакие зелья не помогают, в отличие от полноценных ортейров. Бьорд говорил, что мальчишки слишком маленькие для морского путешествия, но всё же сдался и пообещал приехать.

Потом, на первом семейном ужине в стенах Ольвера, поглаживая родовой перстень с резным аквамарином, на вопрос Арви дядя ответил, что вторая его поездка морем прошла просто замечательно. Без зелий и выматывающих недомоганий, и благодарил он за это свою пламенноволосую супругу, абсолютно уверенный, что благодаря её присутствию он не провалялся зелёным полутрупом все дни, что их болтало по волнам. Целительской магии в Виррис Зоратт не было ни капли, но, наверное, своё чудо жило и в ней, и она щедро делилась им со своим мужем.

Оба сына Бьорда мастью пошли в него, унаследовав спокойный русый цвет волос. Хейтен, мягче и спокойнее брата-близнеца, получил похожий на отцовский светлый аквамариновый оттенок глаз, а более смелый и бойкий Вирран глаза имел карие, как у матери. Сибран тогда выразил обиду, что старший сын не дал ни одному из своих детей герриардского имени, на что Бьорд безмятежно отмахнулся: дадут, мол, следующему ребёнку. Вот как родится, так с дедушкой свяжутся, младенца покажут и примут дедушкин вариант. Граф Вейсдгар только глаза закатил выразительно, а Арви потом всё приглядывался к фигуре Виррис: в положении, в ожидании?.. Дед — тот не деликатничал, спросил в лоб и получил смеющийся отрицательный ответ Бьорда.

— Пусть мальчишки подрастут, тогда и о дочке подумаем.

На скулах Вир появился нежный румянец, и Арви тогда поспешил отвести взгляд. Счастье очень украсило его дядю. Их обоих.

Пока Зоратты гостили в Ольверском замке, молодой виконт не ночевал под одной с ними крышей ни одну из ночей. Не мог. Хотел: в конце концов, оборотни проводят жизнь преимущественно в двуногой человеческой ипостаси, и спать на мягкой перине в человеческой постели Арви в разы приятнее, чем на снегу, однако… Он тогда устроился в постели с книгой, намереваясь почитать перед сном, отвлечься, успокоить разошедшееся глупое сердце. Нутро скрутило выжигающей разум болью, ортейр скулил не котёнком несмышлёным — щенком рвался наружу, чтобы разбить в щепки сдерживающие двери и рвануть к ней… Кое-как, непонятно каким усилием переждав первый приступ, Арви выпустил зверя, но для того лишь, чтобы выскользнуть за стены замка и убежать в ночь как можно дальше, туда, где не достанет, не дотянется эта непонятная, скручивающая душу в узел боль. Так и ночевал в горах до самого отплытия дяди и его жены.