Шрифт:
– Ты слышишь, Кирилл?
– Давай дальше.
– Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.
– Договаривай до конца.
– Ну, изволь. В общем... я за немедленный взрыв.
Опять молчание.
– Я договорил до конца. Почему ты молчишь?
– Договорил, верно... Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?
– Ты уверен в этом?
– Нет, не уверен.
– Видишь, не уверен... Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам...
– Давай-ка спать, - прервал его Кирилл.
– Пойми, речь идет о жизни и смерти... Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности...
– Иначе говоря, - резко сказал Кирилл, - сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?
– Ну, не так, конечно. Зачем обострять?.. Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.
В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.
– Общественная значимость, говоришь... Слышу, слышу голос Василия Егорыча.
– Причем тут отец? Оставь его в покое.
– Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот услышал знакомую интонацию.
– Злопамятный ты тип, - раздраженно сказал Игорь.
– Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.
– Разошелся.
– Так какого же дьявола...
– Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся...
– Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер... Да на ее месте любая бы не выдержала.
– Пусть так, - медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек.
– Пусть так, - повторил он.
– Не спорю, характер у меня паршивый... Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.
– Детали не имеют значения.
– Имеют!
– Чего ты орешь?
– зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.
С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.
– Спит, - прошептал Кирилл.
– Умаялась... Ладно, Игорь, кончаем разговор - все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.
– Ханжа - вот кто ты, - угрюмо проговорил Игорь.
– Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.
– Прекрати, Игорь...
– Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую...
– Да не так же было, не так!
– Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится.
– Не накручивай, ради бога, на все это любовь... Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться...
– Сам помнишь?
– спросил Игорь.
– А потом, когда папа выучился, - продолжал Кирилл, не обращая внимания на иронию, - он огляделся орлиным взглядом по сторонам...
– Тебе и пяти лет тогда не было, так что ты можешь судить только по пристрастным рассказам матери. А отец мне говорил, что у нее был жуткий, необузданный характер...
– Ну да, я же в нее пошел, - усмехнулся Кирилл.
– И потом не надо забывать: отец ей помогал долгие годы - совершенно добровольно, без этого... как его... исполнительного листа.
– Что верно, то верно. Он и мне однажды помог, Василий Егорыч. Выпутал из трудного положения, хотя я и не просил. Он у нас чадолюбивый, Василий Егорыч... Только вот напрасно он в науку пошел. Сидел бы у себя в главке... А так - высказываться надо было, вот он и высказался в пятидесятом о лженауке кибернетике. Теперь, небось, и самому стыдно.
Игорь завозился, поворачиваясь в мешке на другой бок.
Молчание воцарилось в пещере.
Утром Кирилл озабоченно осмотрел фляги и термос. Слил воду - оказалось всего две кружки - и стал привязывать пустые фляги к поясу так, чтобы они были по бокам. Затем взял ведерко.