Шрифт:
Как? А вот читайте – сначала о тюрьме…
Ода тюрьмеТюрьма для меня – что изгнанье из ада,Ну, правда, конечно ж не в рай!Зато я не буду на улице падать,Не попаду под звонкий трамвай!Не надо думать о хлебе,Билеты в кино доставать,Никто лотерею не всучит,И на ночь готова «кровать».Обедом накормят и в бане помоют:Такая здесь жизнь – без забот.Тюремный порядок не плох сам собою,На пользу здоровью идёт.Как-то во сне я дом отдыха видел,Всем он был красив и хорош.Теперь понимаю, что, в камере сидя,Прекрасней в сто раз отдохнёшь!..А теперь…
Ода махоркеОторви клочок газеты,Пополам её сложи,Чуть махорки из кисетаНа серёдку положи.А потом движеньем ловкимЗакрути и склей слюной:Лучше запаха махоркиЗа тюремной нет стеной!Вспоминаются деревняИ прогулки по грибы,За рекой поля, деревьяИ завалинка избы…Опротивел древний городИ Кремлёвская стена.Лучше северные горы,Ветра вой и злой буран!Закурю-ка я махорку,Посмакую едкий дым.Без махорки нету толку,Дым – лекарство от беды!С ним и горе улетело,И тюрьма не так страшна.Обкурившись до предела,Хорошо лежать без сна.От куренья разговорыОткровенны и чисты:За цигаркой даже «Воры»Раскрывают все мечты.Как их много здесь мечтало,За решётками тюрьмы.И о разном здесь немалоЛишнего слыхали мы.Тут на лучшее надеждаИ поддержка в трудный час…Почему-то люди преждеПлохо понимали нас.Запах вольной сигаретыЯ давно уже забыл,А дымок махорки этойПридаёт немало сил!..Тем не менее, как ни сносно было находиться в тюрьме, я с первых же дней начал строчить жалобы в Прокуратуру, однако ответов не получал. Время от времени меня навещал дознаватель, и меня выдёргивали из камеры «слегка». С каждым моим новым посланием жалобы в Прокуратуру тон дознавателя менялся и становился всё грубее и грубее. И вскоре он открыто заявил мне, что уверен, что именно я являюсь зачинщиком драки, то есть именно я ударил «бедного парня», сбил его с ног и этим нанёс ощутимый материальный ущерб кафе: разбил посуду, поломал несколько предметов мебели.
Я всячески возражал против такого произвола дознавателя, переворачивавшего происшедшую драку с ног на голову, и продолжал строчить свои жалобы на этот произвол, а также на то, что до сих пор мне не предоставлен адвокат. И вот на одну из самых ядовитых моих жалоб дознаватель появился передо мною, ехидно улыбаясь во весь свой и без того кривой рот.
– Пришёл наконец ответ на ваши жалобы! – Было заметно, с каким трудом он сдерживается, чтобы не рассмеяться. – Вот, распишитесь! – Дознаватель пододвинул ко мне листок.
– Что это? – Я почувствовал, что прокурорский ответ мне вряд ли понравится.
– Прокурор изменил предыдущее обвинение. Если ранее вы обвинялись по двести шестой, части первой, и вам грозил срок до года или штраф, то сейчас вы обвиняетесь по части второй той же статьи, то есть «за злостное хулиганство в общественном месте», а это уже совсем другое наказание – от двух до пяти лет лишения свободы…
– А почему тут ничего не сказано об адвокате?
– Есть два пути заполучить адвоката: это может быть либо общественный защитник, если у вас нет возможности оплачивать адвоката со стороны, либо нанимайте адвоката-частника! Что, вполне естественно, требует немалых денег! – Он снова ехидно уставился на меня. – Не стоило вам, гражданин Доценко, заваливать жалобами Прокурора: кому понравится, когда жалуются на его же сотрудников?
– Вы можете передать одной моей знакомой, чтобы она наняла платного адвоката? – не вслушиваясь в его слова, спросил я.
– Жалко мне тебя, парень, а потому помогу последний раз: с завтрашнего дня у тебя будет новый дознаватель. Вот, запиши здесь, как я могу связаться с твоей знакомой, лучше, если у неё есть телефон…
Я был уверен, что одна моя знакомая, очень добропорядочная девушка, которая к тому же была кое-чем мне обязана, не оставит меня в беде.
К счастью, дознаватель выполнил своё обещание и созвонился с ней. Она наняла для меня адвоката – очень милую женщину лет пятидесяти. В память навсегда врезалась ее фамилия: Лидия Васильевна Седова-Шмелёва, вероятнее всего, из-за оригинальности. Тем не менее допустили её ко мне только в день окончания следствия.
Ознакомившись с моим делом и внимательно выслушав рассказ от «первого лица», Лидия Васильевна заверила, что на Суде я наверняка поменяюсь местами со своими якобы от меня «пострадавшими». Она с большим состраданием отнеслась ко мне и очень сожалела, что не встретилась со мною до ареста, заверяя, что меня ни в коем случае не арестовали бы, несмотря на то что мои обидчики, воспользовавшись тем, что я несколько дней провёл в больнице, обвинили во всём именно меня.
Лидия Васильевна просветила меня и в отношении Олега Чулкова, который отвечал дознавателю, что «ничего не видел и ничего не слышал». Оказалось, что свидетелей специально не вызывали во время следствия, но Лидии Васильевне удалось разыскать одну из девушек, которая сидела за нашим столиком и телефон которой я случайно запомнил.
Именно от Лидии Васильевны я узнал поразительные подробности следствия по моему делу. Заметив на каком-то этапе, что дело разваливается и за мой арест придётся кому-то отвечать, дознаватель попросту разогнал всех свидетелей и заткнул Олегу рот тем, что может привлечь его как моего соучастника, а кроме того, без приглашения понятых произвёл обыск в моей комнате. Кстати, во время обыска у меня исчезло много ценных вещей, но более всего мне было жалко прижизненное издание пятитомника Пушкина и небольшую коллекцию старинных икон, среди которых был и единственный сохранившийся памятный предмет – портрет моего прадеда протоиерея Зосимы Сергеева, выполненный на позолоченном металлическом окладе…