Шрифт:
– Вы хотите этого?
– Да!
Буквально через полчаса пришло сообщение:
– Выезжаем из Богобода.
Ещё через полчаса:
– Тронулись в сторону Ташкента.
И только через часа полтора призналась:
– Я попросила сокурсника. Едем на его машине. Он за рулём. Прибудем вечером.
О своём сокурснике Сурайё ещё написала где-то 1 января, когда Марат у ней был в гостях:
– С ним мы в юности любили друг друга. Но так получилось, что наши пути разошлись. Моим мужем стал другой человек. И у него жена, дети. Мы с ним до сих пор общаемся. У нас с ним только дружба. Может, через много лет и будет по-другому…
Приехали в половине первого ночи. Посидели, покушали, поговорили, пошутили, посмеялись. У Авазова же одна комната всего. Небольшая. Довольно уставленная шкафами и столами. Диван-кровать – в одном экземпляре. И велосипед – здесь же. Вторая комната, бывшая по проекту кухней, завалена вещами: склад. В общем, Марат всем устроил постель: Сурайке и её 11-летней дочери уступил своё место (широкую кровать), а себе и водителю устроил лежанки на полу.
На следующее утро гостья заторопила хозяина: «Надо скорее ехать. У меня и у него работа. У дочери – учёба. Проедемся по городу и в обратный путь тронемся».
Марат Авазович: «Вы езжайте, я потом сам приеду. Как получишь Постановление хокимията – так я сразу и приеду».
Она: «А вы дадите мне сейчас деньги?».
Он: «Пока деньги же не нужны, раз ещё нет Постановления. Я их сам привезу».
Она: «Я вас прошу, поехали сейчас. На месте всё увидите, и всё решим».
Он: «Ну, хорошо! Поеду!».
Был уже очень поздний вечер – ночь, в общем-то! – когда друг-сокурсник Сурайки дорулил до ворот нужного дома в кишлаке Богобод. И уехал в Карши, к своей семье и жене, к своим детям (три мальчика, старшему 17 лет).
Во второй раз в Богободе
Следующий день (9 февраля) ушёл на препирательства. Сурайё хотела получить 3 тысячи долларов и пойти в банк, чтобы заплатить; так как без такой оплаты хокимият не вынесет Постановления о льготной квартире. Марат Авазович пытался выяснить у неё механизм такого странного процесса. Ничего определённого она не сказала. Выдвинул для себя несколько вариантов. В том числе, что предварительное внесение денег в банк – это гарантия для хокимията, что сумма первого взноса имеется у человека. Если после этого хокимият принимает Постановление, то целевой вклад засчитывается как первый взнос за квартиру. Если же хокимият по какой-то причине отказывает в Постановлении, то банк возвращает человеку его деньги.
На самом деле и собака оказалась совершенно другой, и искать её следовало по-другому и в другом месте.
Сурайё с дочерями спит в одной комнате. Марат с её 18-летним сыном, окончившим школу в 2021-м, – в соседней. Всё по-кишлачному: сидят и спят на полу. Кушают за столом на низких ножках, который называется хонтахта. Сидят за таким столом на ватных матрасиках (курпача – такое у них название). Комнаты большие, изолированные, выходят на большой айван (веранду), крытый и стеклённый. Сурайё всегда рано встаёт. Марат это знает по её ежеутреннему «Ассалому алайкум!» в переписке. Он пребывал в полудрёме. Вдруг почувствовал какое-то движение в полумраке комнаты. Смотрит: Сурайё копается в его вещах на столе, стоящем в другом углу комнаты. Видя, что Авазов встаёт, отошла с зубной щёткой и тюбиком пасты в руках: мол, в коробках их искала (тоже на столе с разными вещами её дочерей и прочей мелочёвкой).
Подозрительно! Очень подозрительно! Украдёт и скажет: «Наверно, деньги-то вы и не захватили с собой! Или забыли! Забыли же вы слуховой аппарат и очки!».
И Марат убрал доллары из своего чемоданчика. И спрятал.
Вечером того же дня (10 февраля), Сурайё опять стала склонять держателя стопочки американской купюры к завтрашнему походу в банк. А тот хотел понять, зачем туда им идти. И она проговорилась: «Я брала кредит. Выплачивала каждый месяц. Но осталось ещё 13 миллионов сумов. Надо избавиться от этого долга. Иначе банк не выдаст мне гарантийного письма об отсутствии у меня задолженности. Без чего хокимият не вынесет Постановления». И стала в сообщениях упрекать Марата Авазовича, что он тянет время, что не доверяет ей, что она может взять у него эти 3 тысячи через нотариуса.
Да, в сообщениях. Находясь в соседних комнатах, размежёванных общей стеной. Ведь и со слуховым аппаратом устное общение для Марата Авазовича идёт не гладко. А без него, забытого в спешке дома, и вовсе затруднительно. И без очков – так же. Сурайё выручила, для его хромающих глаз принесла костыли от соседей: принадлежали старцу, умершему несколько лет тому назад.
Авазов ответил: «Тебе надо бы извиниться, что ты столько времени искажала истинное положение дел, а не продолжать нести чепуху!».
Она: «Дядюшка дорогой! У меня голова кругом шла всё время от проблем! Всё как-то не могла сказать о долге по кредиту! Извините меня, пожалуйста!».
Он: «Тогда, получается, первый взнос не 30 миллионов, а 17?».
Она: «Не 17, а 20».
М-да. А ведь Сурайё постоянно твердила, что честная и порядочная до мозга гостей, что вернёт 3 тысячи долларов на карточку со своего пластика (у обоих карточки сумовые! долларов там близко нет! и быть не может!), что дорогой дядя не должен ни секунды сомневаться в ней, что она не подведёт родственника перед лицом его американского друга, дальнего, благородного, человечного.
Конец ознакомительного фрагмента.