Но она есть и переворачивает все мои основы вверх дном: большее становится несущественным, когда начинаю задумываться о цене — об этой махонькой разменной монетке, до которой мне не должно быть дела.

И это уже не просто сопливая рефлексия, это профнепригодность. Приехали, называется. По-хорошему — пока не посыпались проблемы, я обязан самоустраниться. Но не могу — точка невозврата пройдена. И теперь я либо солью свою монетку вообще зазря, либо, как и должен, разменяю на неё хорошую большую партию. Третьего для меня не дано.

А вот девочка… она, увы, проиграет в любом случае. Уже проиграла, в тот момент, когда я доработал и передал схему на утверждение. Все последующие годы вопрос стоял лишь в сроках — когда я найду её, чтобы приступить к делу.

Счастливое это было время — я просто работал ради большего! Меньшего не существовало.

Не было этих глазищ и веснушек на щеках, нежных губ и секретного созвездия родинок на правой груди. Взрывного характера и бездонной души, в которую хочется с разбегу, как в омут. И там и статься. С нею. Просто зависнуть в невесомости и любить: на максималках, но неторопливо, смакуя каждый момент и не думая о том, сколько нам осталось — год, неделя? Пара минут?

Жизнь такая сука — никогда не знаешь, в какой миг оборвётся. Загадывать наперёд глупо. Планировать «долго и счастливо» — лишь тратить впустую драгоценное время. Нужно успевать здесь и сейчас. С тем, к кому тянет, без кого не дышится…

Но это для нормальных людей. А мудакам вроде меня калёным железом на лбу выжигать надо: «Бездушная тварь. Не влюбляться!»..

В следующие несколько дней общий темп моей жизни резко упал. Я получила от Гордеева указание сидеть в его отсутствие в отеле, и желания нарушать этот приказ не возникало. Да какой там из отеля — я сейчас даже из номера боялась выйти!

Днём было скучно. Я изнывала от безделья и неопределённости. Но ещё больше — от угрызений совести. Я не хотела иметь ничего общего с теми, кто торгует наркотой. И какая же злая ирония в том, что именно от них я дождалась помощи для Верки, вместо того чтобы гордо развернутся и уйти в закат!

На фоне этих естественных душевных терзаний, мне как-то совершенно ненормально хотелось узнать хоть какую-нибудь, хоть самую малюсенькую подробность о том, что же сделал Гордееву за самоуправство Коломоец. Прям аж зудело от любопытства! Но этого мне докладывать никто не собирался, а самой спросить у Сергея гордость не позволяла. Я вообще старательно воротила от него нос и играла в молчанку, втайне наслаждаясь тем, что это его, кажется, реально расстраивает, и в тоже время коря себя за то, что меня вообще волнует, что думает обо мне этот наркоделец.

А в остальном, судя по тому, что оба босса как ни в чём не бывало продолжали мотаться по своим «секретным» делам — Гордееву всё сошло с рук.

Словом, в течение дня я развлекалась тем, что заказывала в ресторане отеля самые вычурные блюда, смотрела сериальчики и залипала в соцсетях. А вот ближе к вечеру появлялся Гордеев, и мы с ним уезжали. Вдвоём — только он и я. И никаких прозрачных топиков и высоченных каблуков, только уютная джинса и кроссовки! Да и сам он менял строгий костюмчик на повседневку, чаще спортивку, и мы просто шатались по городу, по торговым центрам, киношкам и паркам.

— И что всё это значит? — так и не поняла я происходящего.

Он пожал плечами.

— Ничего. Просто гуляем.

— Ну да, расскажи! Ты же никогда ничего не делаешь просто так!

Без своего строгого костюмчика он был такой… близкий. И все очевидные причины сторониться его снова меркли, разбивались об его настоящесть и то самое затаённое одиночество взгляде, причину которого я теперь знала — личная трагедия с погибшими женщиной и ребёнком.

Интересно, она была ему женой? Он любил её? Что вообще случилось, как давно и почему он винит себя? Любопытство съедало. А вместе с ним — и странное, необъятное желание заботиться о самом Гордееве.

— Просто, Слав, просто, — подтвердил он. — Просто гуляем, как… как пара. — И, хозяйски приобняв вдруг, скользнул носом по моему виску. — Потому что так надо.

Я чуть не запищала от восторга! И с одной стороны это взбудоражило — так сладко и многообещающе… А с другой — разочаровало.

Просто разыгрываем дурацкий спектакль по дурацкому сценарию: я его девочка, он мой мужчина. Просто роли обязывают быть ближе друг к другу: держаться за руки, обниматься, позволять себе бытовуху, вроде пить воду из одной бутылки или шутливо шлёпать друг друга по заднице. Просто щекотливая игра на неведомого зрителя и ничего личного… Но сколько же в этом всём было личного!

Я знала, что это мираж и самообман, но всё равно ждала этих вечеров. И от этого ожидания дни мои с каждым разом становились всё скучнее, а сама я окончательно пропадала, вживаясь в роль «девушки Джеймса Бонда» слишком уж искренне, лишь изредка вспоминая как и зачем вообще здесь оказалась.

— Что с деньгами? — спросила я как-то. — Ты же знаешь, что я никуда не денусь, так отдай мне зарплату, ну?

— А кто вообще такая эта твоя Верка? — вопросом на вопрос ответил Игнат.

— Какая тебе разница?