— Ого… У нас было бесплатное обучение тех, у кого магический дар нашли.

Карачун застыл.

— Все время забываю, что тебе и пятисот лет нет. А значит башкой думать ты еще не научился, только жопой и исключительно когда по ней бьют. Тут все маги! Все поголовно! Ты как собрался обучать всех?!!! Ой, деби-и-ил…

Рэйс сбросил иллюзию и сжимая кулаки обиженно засопел, но Карачун сделал вид, что ему плевать на обиды мага и продолжил:

— Пятый уровень — это уже начинается элита, магистры. Далеко не в каждом мире они появляются. Чтобы достичь ранга магистра тут уже просто знаний и навыков маловато. Тут нужно родиться с талантом, с пеленок усиленно его развивать, лучшие школы, лучшие условия. В подавляющем большинстве случаев перспективных детей с зачатками таких способностей еще в детстве забирают от родителей, и живут и воспитываются они в специальных школах. Да и то, процент брака в таких учреждениях почти девяносто девять процентов. Это уникумы, Рэйс.

— Граф получается, тоже уникум?

— Более чем. Древние знатные рода — это фактически селекционные фабрики по развитию дара. Рода, тянущиеся с древности в ходе своего существования, вбирали в себя сильнейших и производили на свет еще более сильное потомство. Это залог их выживания. Слабых либо истребили, либо поглотили более сильные. Сильнейший отпрыск наследует всю полноту власти в роду и выберет себе в супруги сильнейшую из такого-же древнего рода. И так далее. Вот и развиваются магистры и архимаги чаще у дворян. Это основа их могущества и гарантия выживания рода.

И граф наш — явно из таких. У знати не бывает мало потомства, а коль именно он распоряжается родовым особняком и землями — значит сильнее всех в роду. Обучался очень серьезно, это сразу видно. Абсент чистоганом мало кто пьет, это Гарзийская традиция. На Гарзе располагается лучшая на Древе школа магии огня и он явно там побывал.

— Какой-то он мутный, ты не заметил?

— А кто здесь не мутный? Может ты? Мы все со своими тараканами; правда, у некоторых они танцуют, ну совсем уж что-то непотребное. Мне тоже все эти дела нравится все меньше и меньше. Козы эти… Дичь какая-то. Там в овраге их от силы пятьдесят было. Не мало, по крестьянским меркам, но для графа с его-то владениями — тьфу и растереть.

— Ага, это говорит мне тот, кого чуть на ленты не порезали из-за одной единственной козы, а заодно сожгли болото и нанесли непоправимый ущерб не только экосистеме местных водных ресурсов представленных конкретным болотом, но и нашей многострадальной гордости. Особенно в той части, где мы драпали!

— Вот и я говорю, — енот задумчиво почесал за ухом, — определенные параллели прослеживаются.

— Знать бы, для чего реально ты ему понадобился. Что-то не верится мне, что он твоими руками, пардон, лапами решил соседа очернить, — маг задумчиво почесал нос.

— Неправильно вопрос ставишь, Рэйс. Правильно будет — зачем именно ты ему понадобился. Он ведь нами после Игр заинтересовался. То, что я Ловец нигде шибко не афишировалось. Во всяком случае, об этом не знал даже распорядитель игр. Ставки тоже Йорик делал, я нигде не светился. Значит, этот факт ему стал известен как бы не уже в поместье. Ему нужен ты. Он не зря сразу карты раскрыл, назвав тебя хамелеоном. Это чтобы ты точно не соскочил с крючка. И это плохо, очень плохо.

Друзья прокопались в лесу до глубокого вечера. Еноту было плевать на плохое освещение. Он больше руководствовался обонянием, но, когда Рэйс стал практически непрерывно спотыкаться о корни, торчащие из земли и раздражающе хрустеть ветками, он все же решил сворачиваться. Маг заметно устал, пару раз даже предложив заночевать прямо в лесу, ссылаясь на оперативную необходимость, но его предложение симпатий у енота не встретило. Карачун мотивировал это тем, что лес не особняк, захотят проследить или подслушать — сделают и не заметишь, тут у каждого куста или деревца могут уши вырасти. Это не дом, хоть и просторный, но с четко распланированными помещениями и шибко там не попрячешься. А после лихо подмигнув магу выдал, что негоже одну симпатичную кошечку ночью без пригляда оставлять, даже для пользы дела.

Следующие пара дней прошли в том же ритме однообразных событий. Весь день от зари они блуждали вокруг места захоронения останков, нарезая расходящуюся концентрическую спираль и выискивали следы присутствия злоумышленника. Карачун день ото дня становился все мрачнее и раздражительнее. Рэйс сперва грешил на то, что заветная бочка с вином осталась на борту, но после сам енот уже поведал ему причину беспокойства.

— Дерьмо. Так не бывает. Третий день роемся — ни одного следа. И с поисковыми заклинаниями лютая хрень творится. Словно кто здесь специально магический фон забил. Либо выход некоторых магматических пород близко к поверхности. Чудит здесь магия. Вообще, место не хорошее. Сколько дней лазим, я не то, что следа зверей лесных, я птицы ни одной не видел!

Карачун обернулся, но вместо мага увидел угрюмо следовавшую за ним рысь. Это было странно, обычно так далеко в дебрях Рэйс не обременял себя созданием иллюзии, экономя силы для ночного забега по закуткам особняка. Решив не вдаваться в подробности, он продолжил сосредоточенно обнюхивать поваленное дерево и шарить палкой поднимая мох. Спустя некоторое время возле уха енота раздался тихий шепот Рэйса:

— Не оборачивайся. Котолак за нами на семь часов.

— Вот значит как. Нет, ну ты погляди, одни извращуги кругом! — на невозмутимой морде енота не дернулся ни один мускул, — Как думаешь, он подглядывал, когда я в кустики ходил? Если подглядывал — мое почтение. Нервы у мужика что надо!

Хочу кровищи и на ручки!

— Карачун, давай бегом ко мне! — рысь резко развернулась и метнулась назад.

— Да что там еще случилось? — буркнул себе под нос енот, но все же поспешил вслед за иллюзией.

Бежать пришлось недолго, рысь его поджидала всего метрах в пятидесяти.

— Твою ж мать-то… — только и смог оторопело выпалить Карачун, когда подбежал к ней поближе.

Под высоким раскидистым деревом лежал умирающий котолак. Тот самый слуга графа, что следил за ними сегодня от самого флайера. Морда котолака напоминала плавящуюся восковую маску. Вся правая половина была покрыта пузырями, из которых сочилась беловатая жидкость. Карачун перевел взгляд ниже и испытал новый шок, увидев огромную зияющую рану, в которой зловеще поблескивало что-то белое. Правое бедро котолака было рассечено широким продольным разрезом. Рваная рана, края которой были вывернуты наружу, представляла собой глубокий кровавый провал, на дне которого белела бедренная кость.