– Понимаю. – Она ставит чашку с чаем на столик рядом и тоже садится. – У тебя шок. Как и у всех нас.

– Просто накопилось столько вопросов… Почему она приехала, но ничего мне не сказала? Не укладывается в голове. – Он делает глоток пива. – Понимаю, она хотела устроить сюрприз, но почему без меня? Я все перебираю в памяти, сколько лжи она мне наговорила, чтобы не раскрыть свой замысел.

Хана кивает:

– Вполне естественно задавать вопросы в такой ситуации. У меня было так же, когда умер Лиам. Не могла остановиться. Со временем полегчает.

– Правда? – Калеб встречается с ней взглядом. – Прошло больше года после смерти отца, но порой мне бывает так плохо, как в первые дни.

Он откидывается назад, и бутылка дергается. Янтарная жидкость с крохотными пузырьками выплескивается на плитку.

– Прости, я не знала.

Пожав плечами, он поднимает бутылку и подносит к губам.

– Это был кошмар. Совершенно неожиданно. После нескольких дерьмовых лет его жизнь наконец-то стала налаживаться, и тут земля ушла из-под ног…

Калеб замолкает, и они оба поднимают головы, услышав шаги.

В дверях стоит Сет.

Он переоделся после плавания и выглядит более презентабельно в белой льняной футболке и отглаженных синих шортах, с зачесанными назад волосами.

– Поднимусь в ресторан. Вы что-нибудь хотите?

– Я – нет, – отвечает Калеб. – Хана?

– Мне ничего не нужно, спасибо.

Сет колеблется, как будто собирается что-то сказать, но потом кивает и возвращается в дом.

Когда он уже не может их услышать, Калеб качает головой:

– Он что, даже притвориться не может? Вырядился, будто ничего не случилось, веселится на всю катушку.

– Не могу сказать… Люди по-разному реагируют на события. Джо упоминала, что ему трудно открыть то, что происходит внутри.

Калеб закатывается лающим смехом:

– Я всегда считал, что, когда люди так говорят, это просто предлог вести себя, как им удобнее. Людям вроде него на все плевать.

– Людям вроде него? – переспрашивает Хана, хотя и может предсказать ответ, помня реплики, которые Калеб отпускал по поводу Сета. Его отношение яснее ясного.

– Избалованным, с претензиями. Плевать он хотел на всех остальных. Так говорила Беа, и она была права.

Так говорила Беа.

– О чем это ты?

Он пожимает плечами:

– Беа, скажем так, не особо его любила, но, думаю, не слишком удивилась, когда он стал встречаться с Джо. Она считала, что они подходят друг другу.

Хана потрясена.

– Я точно не уверена, но вроде бы Беа беспокоилась, когда они познакомились. Вся эта история с наркотиками…

– Это было еще до ссоры. Думаю, именно тогда она увидела истинную суть Джо.

Калеб болтает ногами в воде. По поверхности расходятся круги.

– Ссора по поводу того, что Беа отменила поездку?

– Нет, раньше. – Калеб поднимает брови. – Ты что, не знала?

– Нет. Когда это было?

– Несколько недель назад. Джо приехала к нам, и они поругались. Ссора была довольно безобразная, судя по звукам. В конце концов Беа ушла из дома. – Он пожимает плечами. – Я был уверен, что Беа отменила поездку именно поэтому. Не хотела второго раунда. Возможно, байка про поездку в Штаты понадобилась для того, чтобы избежать ругани по этому поводу.

– Беа никогда не говорила тебе, из-за чего они поругались?

– Нет, но у меня всегда было ощущение, что Джо придирается к ней, пытается уничтожить каждый ее аргумент, и без особой причины, не считая зависти.

– Зависти к Беа?

– Да. Беа никогда не замечала, но думаю, это потому, что она никогда не стремилась к общению с Джо. У нее было много работы, это да, но, похоже, это был удобный предлог, чтобы увильнуть.

– Увильнуть от чего?

Голос Ханы дрожит. Она гадает – быть может, они думали так же и о ней, что она завидует. А ведь так оно и было. Временами она тоже завидовала Беа.

– Ей не хотелось принижать себя, чтобы все остальные чувствовали себя лучше. Оберегать их хрупкое самолюбие. В особенности других женщин. Она считала, что не может быть самой собой, если это угрожает другим людям.

Краснея, Хана понимает, что он прав, вспоминает свою работу и перешептывания, ехидные замечания директрисы. Хана часто задавалась вопросом, не заложено ли в некоторых женщинах стремление не одобрять чужой успех: это эволюционный механизм, позволяющий смягчить его или принизить, а если не получится, то проигнорировать. Она и сама такая.